Приключения Оливера Твиста

"God bless you" now, and show him how I love him for it!'	"Да благословит тебя бог", - и докажу ему, как я люблю его.
As they approached the town, and at length drove through its narrow streets, it became matter of no small difficulty to restrain the boy within reasonable bounds.	Когда они достигли, наконец, города и ехали узкими его улицами, оказалось нелегко удержать мальчика в пределах благоразумия.
There was Sowerberry's the undertaker's just as it used to be, only smaller and less imposing in appearance than he remembered it-there were all the well-known shops and houses, with almost every one of which he had some slight incident connected-there was Gamfield's cart, the very cart he used to have, standing at the old public-house door-there was the workhouse, the dreary prison of his youthful days, with its dismal windows frowning on the street-there was the same lean porter standing at the gate, at sight of whom Oliver involuntarily shrunk back, and then laughed at himself for being so foolish, then cried, then laughed again-there were scores of faces at the doors and windows that he knew quite well-there was nearly everything as if he had left it but yesterday, and all his recent life had been but a happy dream.	Здесь было заведение гробовщика Сауербери, точь-в-точь такое же, как и в прежние времена, только не такое большое и внушительное, каким оно ему запомнилось; здесь были хорошо знакомые лавки и дома, - чуть ли не с каждым из них он связывал какое-нибудь маленькое происшествие; здесь была повозка Гэмфилда - та самая, что и прежде, - и стояла она у двери старого трактира; здесь был работный дом, мрачная тюрьма его детства, с унылыми окнами, хмуро обращенными к улице; здесь был все тот же тощий привратник у ворот, при виде которого Оливер отпрянул, а потом сам засмеялся над своей глупостью, потом заплакал, потом снова засмеялся. В дверях и окнах он видел десятки знакомых людей; здесь почти все осталось по-прежнему, словно он только вчера покинул эти места, а та жизнь, какую он вел последнее время, была лишь счастливым сном.
But it was pure, earnest, joyful reality.	Однако это была подлинная, радостная действительность.
They drove straight to the door of the chief hotel (which Oliver used to stare up at, with awe, and think a mighty palace, but which had somehow fallen off in grandeur and size); and here was Mr. Grimwig all ready to receive them, kissing the young lady, and the old one too, when they got out of the coach, as if he were the grandfather of the whole party, all smiles and kindness, and not offering to eat his head-no, not once; not even when he contradicted a very old postboy about the nearest road to London, and maintained he knew it best, though he had only come that way once, and that time fast asleep.	Они подъехали прямо к подъезду главной гостиницы (на которую Оливер смотрел, бывало, с благоговением, считая ее великолепным дворцом, но которая утратила часть своего великолепия и внушительности). Здесь уже ждал их мистер Гримуиг, поцеловавший молодую леди, а также и старую, когда они вышли из кареты, словно приходился дедушкой всей компании, - мистер Гримуиг, расплывавшийся в улыбках, приветливый и не выражавший желания съесть свою голову, - да, ни разу, даже когда поспорил с очень старым форейтором о кратчайшем пути в Лондон и уверял, что он лучше знает, хотя только один раз ехал этой дорогой, да и то крепко спал.
There was dinner prepared, and there were bedrooms ready, and everything was arranged as if by magic.	Их ждал обед, спальни были приготовлены, и все устроено, словно по волшебству.
Notwithstanding all this, when the hurry of the first half-hour was over, the same silence and constraint prevailed that had marked their journey down.	И все же, когда по прошествии получаса суматоха улеглась, снова наступило то неловкое молчание, которое сопутствовало их путешествию.
Mr. Brownlow did not join them at dinner, but remained in a separate room.	За обедом мистер Браунлоу не присоединился к ним и оставался в своей комнате.