Приключения, почерпнутые из моря житейского

– А я почему знаю! – отвечала Юлия, вбегая на лестницу, – она только велела мне отдать это письмо генералу и сдать ему все вещи в целости и сохранности. – На, отдай барину.

– Вот тебе раз!… Это что за штука? – сказал Борис.

– Стало быть, она совсем уехала? – прибавил доктор.

– Да если бы совсем, черт с ней! Надо доложить барину…

– Постой, постой, – вскричал доктор, – это невозможно!… Он не перенесет; надо его приготовить к этой неожиданности… Дай сюда письмо.

Слабо наложенная облатка сама собою отстала, и доктор прочел:

«Милостивый Государь! Благодарю вас за оказанное мне внимание и еще больше за честь, которую вы хотели мне сделать, предлагая мне супружество с вами. Но я не нахожу в себе довольно сил принять эту честь; а потому не могу долее и оставаться в вашем доме; тем более что это уже будет касаться до личной моей чести.

Эрнестина де Мильвуа

NB. Юлия вручит вам и деньги и вещи, которыми вы предлагали мне пользоваться».

– Это необыкновенная женщина! – вскричал доктор, – это редкий поступок! Иметь всю возможность воспользоваться безумием старика и не желать воспользоваться!…

– Что ж это такое, батюшка Иван Федорович? – спросил Борис.

– Она уехала совсем из дому, – отвечал доктор, – она благородно отказалась от предложения Платона Васильевича жениться на ней.

– Что вы говорите?

– По твоим рассказам, я бог знает за кого принял эту женщину, а теперь я видел и понимаю ее. Какая благородная гордость! какое достоинство и в поступке и в самой ее наружности!

– А кто ж ее знал, сударь; как отгадать: ведь не поймешь ее; явилась сюда бог знает откуда; смотрит свысока, словно настоящая госпожа, распоряжается и барином и всем барским… а тут вдруг: на! пьфу! черт с тобой! ничего мне не надо!… Как тут понять-то что-нибудь?

– Нет, брат Борис; это скорее были причуды самого Платона Васильевича.

– А бог его знает! И его-то вот с некоторой поры не поймешь: все пошло у него на иностранный манер.

– Послушай же, Борис; ты не проговорись Платону Васильевичу, что она уехала, избави боже! Он не в таком положении. Я его подготовлю к этой новости: иначе он не перенесет.

– Слушаю, сударь; мне что говорить.

Доктор пошел к старику, который, казалось, дремал и старался переломить дремоту.

– Что? как здоровье Саломеи Петровны? – спросил он. «Он в бреду», – подумал доктор. – Ей лучше; но нужно, чтоб никто не беспокоил ее.

– Слава богу!… А я могу теперь навестить ее?

– О нет! невозможно: это взволнует ее, и припадок может возобновиться.

– Припадок? У ней припадки?… Ах, боже мой, что ж это мне не сказали? Какие припадки?…

– Нервические; это, впрочем, ничего.

– Может быть, от горьких воспоминаний… потеря родителей… и другие несчастия; она много перенесла несчастий!… Я это все знаю, хоть она и старается скрывать… я все знаю!

– Вы засните, Платон Васильевич, не принуждайте себя бодриться: это не хорошо, это вас расслабит… Вот вам, через час по порошку… Вы теперь прилягте…

– Прилягу, прилягу… теперь я спокойнее, – отвечал Платон Васильевич.

Доктор прописал рецепт, наставил Бориса, когда и как давать лекарство барину, и уехал.

Платон Васильевич прилег; казалось, уснул.

– Слава тебе, господи! – сказал Борис, выходя. Но вдруг снова звонок.

– Ах ты, господи! Что еще там? – крикнул опять Борис. – Чего изволите?

– Борис!… Что? Как здоровье Эрнестины Петровны?

– Да ведь сам доктор сказал вашему превосходительству, что гораздо лучше.

– Лучше? Ну, слава богу!… – проговорил Платон Васильевич, – слава богу!… – повторил он, – я усну… истомился немножко. А ты, Борис, наведайся… и чуть что-нибудь – тотчас же разбуди меня… слышишь? Тотчас же!

– Слышу, сударь.

– То-то.

Проговорив это, Платон Васильевич в самом деле уснул крепким сном.

– Слава богу! – повторил опять и Борис, – сосну и я… мочи нет!… Ну уж, была тревога!… Экая вещь! Смотри, пожалуй, в генеральши не пошла!… Вот казус! Гордыня какая! Пава!… Добро бы госпожа была… а то что?… Ну, да черт с ней!… и генералу спокойнее будет; да и мне… а то, поди, бегай да докладывай… что? как?…

Рассуждая таким образом, Борис, в надежде, что избавился от хлопот справляться о здоровье мадамы, сладко задремал, еще слаще заснул; вдруг – динь-динь-динь!

– Ах ты, господи! Что там еще?… – Чего изволите?

– Борис! Что? как здоровье?… – проговорил Платон Васильевич, приподнимая голову.

– Владыко ты мой, царь небесный!… Да долго ли это бу-дет!… Да помилуйте, долго ли это будет? – повторял он на другой день, на третий, на четвертый, на пятый, на десятый, док-тору, – долго ли мы будем обманывать барина?

– Что ж делать, любезный! На этом обмане висит его жизнь, как на волоске.

– Ох, уж вы, господа! – проговорил Борис с сердцем.

– Ну, скажи ему, убей его, – сказал доктор.