Приключения принца Иоганна Мекленбургского

Где Михальский? Не ведаю, государь, отозвался Вельяминов, второй день от него вестей нет. Плохо, без него тут шляется кто хочет, как у себя дома. Господь с тобой: все пути перекрыли мышь не проскочит, птица не пролетит… Ага, а Владислав этот откуда взялся? Да пес его знает, латинянина этого. Может, он давно тут? Нет, он с войсками был… ладно, разберемся. И это… передайте О’Коннору, чтобы навестил болящего. А может, Господь его и без врачебной помощи приберет? Да кабы… тьфу, пропасть! Я хотел сказать полегче на поворотах, он мне родня все же, через жену. Надо куртуазность проявить, сиречь вежество! Ты мне лучше вот что скажи: откуда этот чертов Калиновский про бунт в Москве ведает? Вестимо откуда, от соглядатаев… Каких еще соглядатаев? Да мало ли у тебя латинских выкормышей в академии… Подожди, ты про Игнатия, что ли? А про кого еще природный иезуит, а ты его к обучению юношества приставил. Но-но, ты опять царской воле перечишь? Прости, государь, ты спросил, а я ответил.

Я некоторое время молчал, старательно сдерживая раздражение. Неприязнь Никиты к проректору Славяно-греко-латинской академии новостью для меня не была. Но пока что укорить бывшего падре Игнасио было абсолютно не в чем. Преподавал он на совесть, в подозрительных связях замечен не был, да и заменить его по большому счету было пока некем. Ученые греки, приезжавшие время от времени в Москву, больше чаяли серебра, а не просвещения. Да и фанариоты , по моему мнению, были ничуть не лучше иезуитов.

Государь-надежа, не вели казнить, вели слово молвить! отвлек меня от размышлений чей-то крик.

Обернувшись, я увидел человека, одетого в причудливую смесь польского и русского костюмов, пытающегося миновать охрану. Это у него плохо получалось, потому что кирасиры из моей свиты встали на его пути стеной.

Кто таков? Помещик здешний, сорвал он с головы шапку, Тимошка Шушерин. Нижайше прошу у вашего величества милости! Ну говори, позволил я. Пресветлый и ясновельможный государь, начал тот, путая польские и русские обороты, на одну только вашу справедливость уповаю… Дело говори! Конечно-конечно, ваше царское и королевское величество… не во гнев вам будь сказано, но я действительно здешний законный пан, а дьяки вашей милости не хотят этого признавать, и я вынужден влачить жалкое существование и не имею возможности услужить вашему величеству так, как мне этого бы хотелось! Ты чего-нибудь понял? удивленно спросил я Вельяминова. Да понять-то немудрено, усмехнулся окольничий, дворянин сей в войске королевича был, а теперь, значит, амнистию получил и поместье свое назад желает. Да, как это было обещано в грамоте, с готовностью подтвердил помещик, к которому на мгновение вернулась способность понятно выражаться. Раз я обещал значит, вернут. Это если тут никого другого не испоместили… уточнил окольничий. Как можно, заверещал Шушерин, это есть моя вотчина! У меня и грамоты на сей счет имеются. Ну-ка, покажи, что у тебя за грамоты.

Дворянин помялся и, вытащив из висевшей на боку сумы берестяной футляр, достал оттуда пергамент и с опаской подал Вельяминову. Тот не стал изображать из себя грамотного и тут же передал документ Ртищеву. Дьяк мельком глянул в документ и ухмыльнулся.

Что там смешного? Да как же, государь, ты только погляди, кем сия грамотка выдана. И кем же? Королем Жигимонтом, в лето одна тысяча шестьсот десятое от Рождества Христова. Теперь понятно, почему ее дьяки не признают! засмеялся Никита. Так что с того, округлил глаза Шушерин, разве государь не обещал признать все пожалования прежних государей? Ты говори, да не заговаривайся! строго прикрикнул на него Вельяминов. Когда это Жигимонт нашим законным государем стал? Но польский-то круль он законный…

Это заявление показалось нам таким забавным, что мы дружно рассмеялись над насупившимся владельцем села.

А скажи мне, любезный, спросил я, отсмеявшись, не знаешь ли ты, как сюда проник королевич со свитой? Знаю, пожал плечами тот, я сам их сюда провел. Как это?.. Да так, пан Калиновский попросил и даже заплатил немного пенензов, а я знаю здесь каждую кочку, не то что тропинку. И ты после этого не постеснялся ко мне прийти?.. Конечно, ведь пан ксендз сказывал, что ему скоро надо будет обратно… Хм, а скажи мне, дружок, хочешь ли ты снова получить эту чудную деревню в свое владение, уже по моей грамоте? Хочу, ваше величество! Тогда знаешь, что надо делать… Да уж, недаром сказано, что простота хуже воровства, со смешком сказал Никита, когда я закончил переговоры с Шушериным. Не скажи, Никита Иванович, непрост сей помещик. Ой, непрост!