Приключения Родрика Рэндома

— Ох, отец, отец! Здесь или дьявол, или мертвое тело! Не знаю, что это, но оно ужасно стонет.

Отец, у которого зрение было слабое, достал очки и, нацепив их на нос, глянул на меня из-за плеча сына, но как только он меня увидел, его начало трясти еще больше, чем Дика, и он обратился ко мне заикаясь:

— Во имя отца, и сына, и святого духа, заклинаю тебя, если ты сатана, убирайся в Красное море, а если ты человек убитый, то так и скажи, чтобы тебя могли похоронить по-христиансюи!

Так как я не мог удовлетворить его просьбу, он повторил свое заклятье, но не добился успеха, и долгое время они пребывали в мучительном страхе. Наконец отец предложил сыну подойти ближе и получше разглядеть привидение, но Дик считал, что приблизиться ко мне должен отец, так как он уже старик, негодный для работы, и что если с ним приключится беда, потеря будет невелика, тогда как он, Дик, может спастись и еще пригодиться своим ближним. Этот разумный довод не произвел никакого действия на старца, по-прежнему прятавшегося от меня за спину Дика.

Тем временем я попытался поднять руку и подать сигнал бедствия, но у меня хватило сил только зашуршать соломой, и этот шорох столь испугал молодого крестьянина, что он бросился к двери и по дороге сшиб с ног отца. Старый джентльмен не терял времени на то, чтобы подняться, и очень быстро пополз задом, подобно крабу, пока не очутился за порогом, не переставая бормотать при этом заклинания. Я пришел в глубокое уныние, видя, что мне грозит опасность погибнуть из-за скудоумия и трусости этих невежд, и уже терял сознание, когда в амбар вошла старуха в сопровождении обоих беглецов и бесстрашно приблизилась к тому месту, где я лежал, со словами:

— Если это дьявол, я его не боюсь, а если мертвец, он не может причинить нам зло!

Увидав, в каком положении я нахожусь, она воскликнула:

— Никакого дьявола тут нет, разве что он засел в ваших дурацких башках! Это какой-то жалкий бедняк, истекающий кровью, и если он помрет, нам придется поиздержаться на похороны. А стало быть, ты, Дик, притащи старую тачку, положи его туда и отвези к задней двери хозяина Ходжа… Он побогаче нас и может выложить денежки на бедного бродягу. Ее совет был принят и немедленно приведен в исполнение. Меня отвезли к двери другого фермера, где и вывалили, как кучу навоза, и я, несомненно, достался бы на съедение свиньям, если бы мои стоны не всполошили обитателей дома и кое-кто из них не вышел и не увидел меня. Но Ходж походил скорее на иудея, чем на доброго самаритянина, и приказал перенести меня к дому священника, который обязан был не только проповедывать милосердие, но и показывать его на деле; при этом он заметил, что хватит с него, Ходжа, платить свою долю на содержание бедных принадлежащих к его приходу. Когда меня положили у ворот священника, тот пришел в страшный гнев и пригрозил отлучить от церкви и того, кто послал, и тех, кто принес меня, если они не перенесут меня немедленно в другое место.

К тому времени я от изнеможения лишился чувств и впоследствии узнал, что меня таскали от двери к двери по всей деревне, и ни у кого нехватило добросердечия оказать мне хоть какую-нибудь помощь, пока о моей беде не услыхала одна старуха, слывущая в округе колдуньей, которая приняла меня к себе в дом и, перевязав мои раны, привела в чувство каким-то снадобьем собственного приготовления.

Эта почтенная женщина ходила за мной очень заботливо и внимательно, а когда силы начали возвращаться ко мне, пожелала узнать все подробности постигшего меня бедствия.

Я не мог не уважить просьбы той, что спасла мне жизнь, а потому и поведал ей обо всех моих приключениях, ничего не преувеличивая и ни о чем не умалчивая. Она была, казалось, удивлена перенесенными мною ударами судьбы и на основании моих страданий сделала благоприятное предсказание касательно моего будущего; затем с таким жаром и с такой рассудительностью стала восхвалять превратности жизни, что показала себя в моих глазах особой, знававшей лучшие дни, и я возгорелся желанием услышать ее историю. Она догадалась об этом по нескольким сорвавшимся у меня словам и с улыбкой сказала, что в жизни ее не было ничего занимательного или необычайного; однако она готова рассказать мне о ней в благодарность за оказанное мною доверие.