Приключения северянина. Сборник рассказов

– Вот ты про коммунизм спросил. А ты знаешь, как я жил? Что мы ели? Мякину, жмых! Про хлеб мечтать боялись! Из дома выйти по нужде было страшно – могли в собственном доме пристукнуть!

Он не играет. Перед ним проходят картины его жизни, и он переживает все заново.

– А сейчас кто думает о хлебе?

– Даже выбрасывают.

– Вот-вот. Разве есть голодные? А люди одеты как? Ведь возьми наш поселок. Сотни тысяч рублей имеет магазин выручки в год! Чего у людей нет? Да все есть! Что ж еще надо? С каждым годом живем все лучше. Разве это не коммунизм?

– До коммунизма еще, как пешком до Будапешта. Пьянство – это единственное развлечение, но от него люди только страдают. Образовательный уровень – не выше седьмого класса. Духовный мир – бутылка. Средняя суть – убожество.

– Скептик ты, Петя! Тебе никогда этого не понять! Ты когда-нибудь голодал? Нет. Знал бы ты, что такое голод, так бы не говорил. Ну а что ты понимаешь под коммунизмом?

– Нормальные люди с человеческими отношениями, без лжи, зависти, бумажек, сплетен, бутылок…

– Ты хочешь, чтобы люди были идеальными?

– Хочу!

– Но этого никогда не будет!

– Почему?

– Оптимист ты, Петя.

– Так скептик или оптимист?

– Не морочь голову, пошли работать – дождь уже кончился.

Ровно в пять мы едем домой.

Следующим утром картина повторяется. Народ без дела шляется около конторы, машины нет, куда-то спряталась искра или компрессия. Ну как не повеселить народ?

– Прошу минуту внимания!

Насторожились. Надо попробовать повторить Васины интонации.

– Вчера было собрание! Директор, парторг. А меня там не было! – Пауза, надо желваками поиграть, вроде получилось. – Сенокос идет из рук вон плохо, так дальше не пойдет. – Еще пауза. – Они решили: косить будете до семи. И я с вами, но до пяти!

Вася играет желваками, но не возражает. К обеду отреагировал:

– Сегодня после сенокоса зайди ко мне!

– Во сколько?

– Часиков в шесть.

– После пяти я администрации не подчиняюсь.

– Смотри, Петя!

* * *

На следующее утро вызов на ковер. В предбаннике перед кабинетом директора тормозит секретарша.

– Директор занят, подожди.

Хрен вам.

– Доложишь директору, что я приходил. Ждать да догонять не люблю. Когда освободится, пришлете за мной.

Догнали почти сразу.

– Быстро беги к шефу, он тебя сырого съест.

Невкусным можно и подавиться.

На этот раз Верочка кивнула головой в сторону директорской двери.

– Проходи.

В кабинете «сам», Григорий Владимирович и Вася. У управа вид обиженного и оскорбленного.

– Садись, – выцеживает Плетнёв.

Гвоздикин невозмутим. Плетнёв начинает с трудно сдерживаемой угрозой:

– Ты почему не пришел, когда я тебя вызвал?

– Я приходил, но вы были заняты, и я пошел на свое рабочее место, чтобы не прерывался производственный процесс. А секретаря попросил прислать за мной, когда вы освободитесь. Время надо ценить.

– Сильно умный? Мог бы и подождать! А что ты вчера говорил?

– Вам уже доложили.

– Почему ты не зашел к управляющему?

– После пяти распоряжения администратора для меня не существуют.

– Я на его месте отстранил бы тебя от работы!

– И оплатили бы вынужденный прогул за свой счет.

До этой фразы он чеканил слова, постукивая пухлыми кулаками по столу в такт своим мыслям вслух. После нее он обхватил ладонями углы столешницы и наклонил корпус вперед.

– Кто он, по-твоему?

Судя по кивку головой, вопрос относится к Васе.

– Бестолочь.

Вася пустил в ход свои желваки и стал краснеть лысиной. Михаил Иванович уперся на руки и начал медленное поднятие корпуса.

– Так нельзя, – вмешивается парторг. И неясно, к кому это относится.

– Быть управляющему бестолочью? Конечно же, нельзя!

Плетнёв садится, приняв решение.

– Можете идти! Вы уволены. С завтрашнего дня на работу можете не выходить!

Это звучит ледяным приговором.

– С работы я уйду после вручения выписки из приказа на увольнение, до этого момента я буду находиться на своем рабочем месте.

– Сильно грамотный?

– Достаточно.

Похоже, что он не привык к возражениям со стороны подчиненных. Он снова стал медленно подниматься из-за стола с таким выражением на побагровевшем лице, которое говорило о его намерении пустить в лоб «сильно грамотного» тяжелую чернильницу, непонятно зачем торчащую на его столе. Есть же авторучки. Его оппонент на всякий случай взялся за спинку стула, скорей всего, с намерением этот бросок отразить. Немного поразмыслив и поняв, что психоатака не прошла, он положил чернильницу на место и пухлым пальцем указал на дверь. Если хорошенько подумать, то этот жест означает окончание разговора. Так и есть: дверь за спиной и никто не зовет обратно.

Ну вот, три минуты со всеми эмоциями, а говорят: в конторе сплошная волокита. У нас все решается в момент. Теперь надо ждать бумажки. Но с бумажкой дело затянулось. Их сиятельство ограничилось тем, что перестали замечать и здороваться. В карьере слесаря это непоправимый удар.

Ноябрь 1975 г.

Щит

Петрович решил снять с саней боковины, чтобы можно было возить дрова. В работе понадобился лом, но имеющийся был сделан из сыромятины и в процессе эксплуатации приобрел волнообразную форму, что потребовало некоторой его корректировки.

– Остап, дай кувалду.

– Зачем она тебе?