Приключения сомнамбулы. Том 1

Поскользнувшись о вишнёвую косточку, Соснин устоял на ногах и, стараясь не замечать подозрительно скосившихся лысых монстров, собрался с духом, заглянул в жёлтые глаза двойника… вдруг глаза метнулись, исчезли, поглощённые амальгамой.

Из ослепшего зеркала потянуло холодом.

Потусторонний сквозняк?

сейчас, прощаясь

Соснин снова посмотрел на часы – пора.

Художник кивнул, вновь виновато достал из кармана прозрачный цилиндрик с горошинками нитроглицерина – сердце зажимало, дыхания не хватало; когда Соснин отошёл, крикнул вдогонку, – тебя, надеюсь, сразу не увезут в кутузку, я позвоню.

до начала заседания оставалось без малого пять минут

Вот уж не объяснимо!

Чтобы у парадного порога начальственных покоев опять… такое!

Соснин ступил в пыльную душную тьму, которая сгустилась у нелепой железной лестницы, карабкавшейся вверх вдоль увешанных старыми подрамниками стен, а внизу охватывавшей своими тремя маршами неряшливое дно пролёта; там, внизу, были фаянсовый умывальник, окантованная ржавым уголком растрескавшаяся цементная ступенька, о неё спотыкались, входя в столовую.

Дверь, дверца…

Навряд ли сам Карл Иванович Росси не досмотрел. Пробили, наверное, в славные годы пятилеток в таком непотребном месте, чтобы связать казённый коридор с…

Какой-то безвестный хозяйственник, складывавший и отнимавший площади, ведавший убогой реконструкцией, срежиссировал, не помышляя о том, эффектное пространственное представление?

Соснин тряхнул головой, словно хотел освободиться от попутных, предательски спутывавшихся мыслей, которые теперь-то, наверняка, были ему ни к чему, толкнул маленькую дверцу на узкой косой площадке.

«ах-ах!»

Перед ним лежала светлая ампирная зала с высокими окнами, изящными колоннами, идеально отлакированным паркетом и малиновой ковровой дорожкой, соединявшей главные кабинеты.

ожидание (перед первым заседанием комиссии по расследованию)

И взгляд взмыл в нежно-серое, с голубизной, слегка вспарушенное небо, которое бородатые реставраторы освежали импортной темперой. Повеяло прохладой поливинилацетатного свода – в зените парили смуглые ангелы, птицы, по краям свода, ниспадавшего к фризу с меандровым окаймлением, резвились пузатые, опутанные гирляндами коричневых цветов сильфиды с бубнами, лентами, чуть повыше, меж ангельских венков, труб, узкогорлых кувшинов сновали с луками и полными колчанами стрел сдобные херувимы. Они помахивали патлатыми крылышками, игриво целились стрелами в нервных, взад-вперёд выхаживавших просителей из городских ведомств или в чём-то провинившихся подчинённых, вызванных на разнос.

У Соснина, однако, не было причин волноваться.

Он рассеянно скользил взглядом по вяло изогнутой, мраморной, цвета разбавленного какао, стене с портретами великих зодчих в париках, парадных камзолах. Сбоку от только что притащенного, пока небрежно прислоненного к стене неподъёмного макета городского центра – благообразный, горделивый Карл Иванович Росси, выпятил грудь с орденом, похожим на морскую звезду…далее – Джакомо… нос-картошкой…Взгляд потянулся за вынырнувшим из-за золочёных модульонов проводом, пониже к проводу подсоединился кабель, ещё один, потолще – кабели и провода змеились, сплетались, и вот густой пучок их пронзал искусственный мрамор – дыру в мраморе замазали алебастром – пронзал у высокой двери с овальной инвентарной нашлёпочкой, на которой сквозь наслоения белил еле различимо проступал номер.

Филозов священнодействовал в кабинете под номером шесть (сцена)

Дверь распахнулась.

Лада Ефремовна пригласила входить.

Рассаживались за длиннющим, тёмно-красным, лаково сверкавшим столом; Соснин инерционно скользил по стенам, потолку, мебели, впрочем, давно знакомым.

В одном углу высился исполинский кульман с давным-давно прикнопленным к чертёжной доске пожелтелым ватманом.

В другом углу, у большого холодильника последней модели, ждала активных передышек хозяина двухпудовая гиря.

В третьем, на вращавшейся подставке из толстого плексигласа, красовался макет дивной яхты.

Четвёртый угол занимал просторный рабочий стол Владилена Тимофеевича, на котором теснились массивный перекидной календарь, декоративный, бронзово-стеклянный чернильный прибор, осовремененный стреловидными автоперьями, пластмассовыми стаканчиками с остро оточенными цветными карандашами, калькулятором, вентилятором. Сбоку к столу была прилажена полочка с телефонами, а чуть в стороне от стола, перпендикулярно к торцу, развернулся пульт оперативной связи с кнопками, рычажками, загадочно мигавшими лампочками; в пульт устало заползали кабели, провода.

Над окном – за стеклом копошились голуби, отливали серебром крыши – присобралась рюшечками снежно-белая гардина из тончайшего французского маркизета инвалютной закупки, чуть ли не зависть – и отнюдь не белую – вызывавшая, как поговаривали, в кабинетах Смольного.

За затылком Филозова висела перспектива злокозненной башни.