Приключения сомнамбулы. Том 1

спектакль запаздывает, но должен вот-вот начаться (три минуты двенадцатого)

Расселись.

Влади досчитал что-то на калькуляторе, встал, с удивлением глянул на Соснина – он-то здесь с какой стати? – но сразу вспомнил, что приглашал, кивнул; нагнетая атмосферу замкнутости, келейности, которая бы отвечала важности предстоящего действия, дёрнул шнурок – Влади ценил магическое совершенство любой, даже сугубо промежуточной, бюрократической мизансцены.

Маркизетовая гардина сказочно развернулась в горную заснеженную страну, испещрённую ультрамариновыми – от заоконного света – ущельями, сиреневато-голубыми полутонами долин и молочно-тёплыми, залитыми кабинетным электричеством, точно солнцем, склонами.

чего только не бывает на Белом Свете!

Соснин не подозревал, что вскоре увидит из самолёта главный Кавказский хребет, заметённый снегом.

опоздавшие с жалкими оправданиями, питейный реквизит и звуковой фон

Дверь приоткрылась, в щель просунулся взъерошенный Лапышков, за ним неохотно показался Салзанов.

– Просим извинить, Владилен Тимофеевич, колесо село, пока качали… – ныл Лапышков, а Филозов назидательно мотал головой, щёлкал ногтем по оконцу электронных часов; браслет часов, стилизованный под гусеницу танка, слепил стальным блеском.

Можно было бы начинать, но председатель раздражённо ткнул в кнопку звонка.

Опережая Ладу Ефремовну, вкатился сервировочный столик. – Вы охладить просили, – крякала секретарша, группируя запотелые бутылочки «Пепси-колы», раскидывая бумажные салфетки. Влади добавил «Боржоми» из холодильника, потеплел взором – любил оснащать совещания-заседания ледяными напитками, считал, что деловой закордонный церемониал мобилизует на чёткие доклады-формулировки; сам же Влади ловко откупоривал бутылочки, наливал, но ни на миг не выпускал из рук вожжи дискуссии – укорял-распекал, сдабривая грубоватым юморком отлично освоенный им лексикон международных обозревателей, которым он обычно внимал по воскресеньям, когда они усаживались за телевизионным круглым столом.

На пульте мигнула лампочка, взвыл зуммер.

Владилен Тимофеевич, подавив досаду, взял трубку. – А-а-а, рад, чертовски рад, только искренне, положа руку на задницу, попался на болевой приём? Ну-ну, ты только без шапкозакидательских настроений! И закатил глаза. – На здоровье, милостивый государь, мы заморозим твои авуары, с сумой пустим по коридорам власти…Влади с усталым блаженством ласково укладывал далёкого противника на лопатки.

есть чем гордиться!

Не яхта, загляденье!

Да! – «Бегущая по волнам».

Двухмачтовая, с остро-стремительным стальным корпусом, с обшитыми тёмно-коричневым деревом надстройками, которые вздымались над палубой двумя разновеликими холмиками… иллюминаторы окаймлялись надраенными до блеска наличничками с крохотными заклёпочками. Чуть провисали поручни из тонюсенькой проволоки, а главную мачту в точке, где сходилась путаница волосяных снастей, венчал изящнейший флюгер: фигурная стрелочка чутко угадывала, куда дует ветер, под нею трепетал хромированный трилистничек с укреплённными на конце каждого лучика лилово-чёрными, как переспелые вишни, шариками.

Конечно, такие детали при двадцатикратном уменьшении невозможно было бы достоверно изобразить, и Филозов велел макетчикам рабски не соблюдать масштаб, выделить самые эффектные части судна, включая едва поднятый над палубой тончайший фальшборт, штурвал, иллюминаторы – их надраенные ободки, пусть и с заклёпочками, напоминали обручальные кольца – ну а флюгер, которым Филозов особенно гордился, ибо высмотрел его в каталоге славной голландской фирмы, ведавшей экипировкой дорогих яхт, и вовсе был исполнен с явным преувеличением, в масштабе одна восьмая, из-за чего могло показаться, будто яхта назначена не взрезать волны, а служить подставкой для этой чувствительной, филиграннейшей безделушки.

бездействующие лица и неутомимо разминающийся на сцене, сыплющий репликами-репризами герой, побеждающий, пока суть да дело, в телефонных дуэлях (никак не начать)

– Кто ж тебе виноват? Не писай против ветра, – наставлял Влади. Слушал, корча смешные рожи.

– Что? Мы тогда без промедления наложим вето… – поднял покраснелые глаза; воду в плавательном бассейне, который он разместил в лютеранском храме на Невском, безбожно хлорируют, – вспомнил его неоднократные жалобы Соснин.

– Да-а, я другой страны такой не знаю, где так!

Слушал, закатив глаза.

– Поздно, фарш обратно в мясо не провернёшь. Слушал, зрачки вернулись на место, глаза округлились.

– То-то! Ты главную мудрость Корана уяснил? То-то – целуй руку, которую отсечь не можешь.

Включили в комиссию специалистов из разных ведомств.