Приключения сомнамбулы. Том 2

– Обманчивое бездействие, конфликтуют лишь зеркала… мудрено! Судя по скорости и размаху вашей экспансии на культурном рынке, вы вовсе не робкого десятка, а перед камерой скромничаете, норовите спрятаться за чеховской спиной… ваша трактовка обещает стать очень уж зыбкой, для вас, записного новатора, непривычной…

– Прошу прощения, попробуете – полюбите!

– Но какой смысл, какой? Нести свой крест?

– Сие было б чересчур пафосно, нынче говорят – выживать.

– Кто будет главным героем?

– Само-собой, Дорн, – расстегнул потёртую кожаную курточку.

– Если не секрет, – кто его сыграет?

– Джек Николсон.

– Контракт подписан?

– Трепеща, ждём известий. Мы постоянно на связи с нашими юристами, они находятся в Голливуде.

– Назовите сумму гонорара, хотя бы порядок цифр.

– Избавьте от меркантильных подробностей, – медленно снял очки, утомлённо, с укором посмотрел в камеру.

– Кого вы видите в роли Аркадиной?

– Исключительно Мэрил Стрип.

– Вы не забыли Тригорина?

– Ничуть, Тригорина я, собравшись с духом, сыграю сам, он мне близок, – неторопливо, старательно нацепляет очки.

– Что с ролью Треплева?

– Пока не до Треплева, это же эпизодический персонаж, его убивают в начале; и хотя у нас собирается звёздный ансамбль, попробуем, наверное, молодого актёра.

– Кто может сыграть истеричку Заречную?

– Я бы не хотел раскрывать секреты, претенденток много, – опять снимает и задумчиво протирает очки, близоруко осматривается.

– С кем из знаменитостей ещё ведутся переговоры?

– Никита Сергеевич обещает воплотить образ Шамраева, его дочка сыграет Машу… аплодисменты.

– Машу из «Трёх сестёр»?

– Там она сыграет, даст бог, Наташу! – заблестел очками.

– Не будет никакого третьего срока, не будет!

– Будет!

– Нет, не будет! Конституция не пустая бумажка!

– Будет, будет!

– Не будет! И я не первый, не последний, кто верит…

– Нет, вы первый партбилет в костёр кинули! Вы – первый, первый…

– И горжусь этим! А вы-то зачем кидали? Из стадного трусливого чувства? Вас, Устам Султанович, послушать, так вы о коммунистах тоскуете…

– Кстати, после победы над путчистами вы тоже, если не ошибаюсь, свой партбилет сожгли?

– Судьба миловала, не состоял! – очки букеровского победителя солидно блестели.

– А какие бездарности после коммунистов оказывались во главе государства! За что боролись?

– Напротив, они, поочерёдно востребованные менявшимся временем, блистательно свои исторические роли играли! Один расшатывал, другой ломал, третий приступил к расчистке пощадки, строительству…

– О, он построит! Колючие заграждения и сторожевые вышки!

– Надоели ваши мании заговоров, преследований! Полицейское государство? Где вы его увидели?

– Ох и надоели ваши светлые мантры, да ладно, развязка близка, – устало отмахнулся Мухаммедханов, вернул телекамере медальный лик.

– Это правда, чистая правда вам глаза колет, а она в том, что страна стала свободной, понимаете, свободной? – психанул Эккер, попытался ухватить Мухаммедханова за грудки; на них зашикали.

Соснин снова посмотрел на экран.

– Тонкий намёк на толстые обстоятельства?

– То есть?

– Ну-у… захват власти питерскими чекистами, удушение гражданских свобод.

– Нет, – отстранённый блеск очков букеровского лауреата, – никаких параноидальных мотивов!

– Правда ли, что Андрон Сергеевич отклонил приглашение снимать картину по причине её малобюджетности?

– Неправда! Звёздная картина – по определению затратная, мы лишь хотим снимать в стилистике малобюджетности.

– Кто же снимет новаторскую картину?

К Кунину присоединяется длинноволосый, длинноносый режиссёр с шёлковым, в крапинку, платком на шее, прославившийся постановкой «Супа с котом».

Аплодисменты.

– Не боитесь ли очутиться в тени шумно разрекламированного фильма, который продюсирует Марат Унгуров и к которому вы, если что-то не путаю, успели приложить руку? Всё-таки многомиллионные инъекции, яркая сценарная заявка на возрождение Большого Стиля: гнетущий мрак и постсоветская безысходность, лирические флэшбеки.

– Скажите ещё – гламур и чернуха! Но топорные контрасты, выгодные политическим спекулянтам, – вчерашний день кинематографа, признаюсь, меня быстро разочаровала продюсерская концепция, уложившая шахидку в постель с бойцом антитеррористической «Альфы», а мы… мы воспользуемся уникальной творческой свободой, даруемой нашим временем. Да, история, как утверждают, кончается, однако открываются новые горизонты, дух захватывает, и мы… – успех стремительно развивался, и Тима, явно перекупивший режиссёра, поставившего профинансированную Маратом вампуку, начинавшего для него снимать кинопробы, не скрывал радости, покачивался, довольный. Тима, похоже, давал санкции, как на сам вопрос о фильме Марата, так и на спровоцированный этим вопросом режиссёрский выпад; Бакунин, с чувством протирая очки, сладко жмурился.

– Мы не собираемся с бухты барахты очернять или, напротив, идеализировать наше время, – продолжал напористо режиссёр, – мы всерьёз ищем его образный язык, его стилистику и потому смещаем внимание с характеров на обстоятельства.