Приключения Тома Сойера

Схватившись за деревянные мечи и побросав прочие доспехи на землю, они заняли оборонительные позиции и повели поединок по всем правилам боевого искусства: выпад, удар, шаг назад – защита. С четверть часа оба рубились с таким усердием, что совсем запыхались и взмокли.

Наконец Том проскрежетал:

– Падай! Да падай же! Чего ж ты не падаешь?..

– А вот не стану! А ты сам чего не падаешь? Тебе-то побольше моего досталось.

– Ну и что такого, это ничего не значит. Не могу же я помереть, когда в книжке этого нету. Там ясно сказано: «И тогда одним могучим ударом в спину он сразил злокозненного Гая Гисборна». Так что давай поворачивайся, а я тресну тебя по спине.

С книгой спорить не приходилось, поэтому Джо Харпер развернулся, подставил спину, получил по лопаткам и рухнул.

– А теперь, – сказал Джо, поднимаясь и отряхивая пыль, – давай-ка и я тебя убью. Иначе будет не по справедливости.

– Не пойдет, в книжке об этом ни слова.

– Ну знаешь, тогда это просто свинство, и весь тебе сказ.

– Да ладно, Джо, давай ты станешь братом Туком или сыном мельника и отлупишь меня дубиной; или я теперь буду шерифом Ноттингемским, а ты Робином Гудом. Убьешь меня – и дело с концом.

Удовлетворенные таким решением, оба последовательно совершили перечисленные подвиги, после чего Том снова сделался Робином Гудом и монахиня-предательница оставила его рану неперевязанной, чтобы он истек кровью. Под конец Джо, изображая целую шайку осиротевших разбойников, с горькими рыданиями оттащил его в сторону, вложил лук и стрелы в слабеющие руки предводителя, и Том проговорил: «Куда попадет эта стрела, там и похороните бедного Робина Гуда». Затем он выпустил стрелу, откинулся навзничь, и все бы шло как положено, если бы он не угодил в крапиву, из-за чего вскочил на ноги с резвостью, не приличествующей покойнику.

Одевшись и рассовав оружие по тайникам, мальчишки отправились домой, сокрушаясь об одном – о том, что на свете больше нет разбойников и едва ли современная цивилизация способна восполнить эту потерю. В конце концов Том заявил, что скорее согласился бы прожить год с разбойниками в Шервудском лесу, чем провести весь остаток жизни на посту президента Соединенных Штатов.

Глава 9

В этот вечер, как и было заведено, Тома и Сида отправили в постель в половине десятого. Оба мальчика прочли молитву, и Сид вскоре уснул. Том же лежал с открытыми глазами, ерзая от нетерпения в ожидании условного сигнала. Ему уже начало казаться, что вот-вот забрезжит рассвет, но тут часы в гостиной пробили десять раз. Всего лишь десять!

Том завертелся в отчаянии, но тут же спохватился, как бы Сид не проснулся. Страшным усилием воли он заставил себя лежать смирно, глядя в темноту. Вокруг царила гнетущая тишина, но постепенно из этой тишины начали выделяться какие-то незначительные, порой едва различимые звуки. Внизу тикали часы. Старые балки на чердаке таинственно потрескивали. Поскрипывала лестница, – должно быть, по ее ступеням бродили духи. Размеренный храп доносился из комнаты тети Полли. А тут еще подал голос сверчок, которого ни за что не найти, будь ты хоть семи пядей во лбу. Спустя несколько минут Тома пробрала дрожь от зловещей возни жука-древоточца в стене, совсем рядом с изголовьем. Этих жуков мальчишки называли могильщиками, а издаваемые ими звуки, похожие на хриплое тиканье часов, означали, что в доме кто-то скоро умрет. Потом ветер донес издалека вой собаки, а на него едва слышно отозвалась другая.

Том весь взмок от нетерпения. К этому моменту он был уверен, что время окончательно остановилось, и, когда часы пробили одиннадцать, уже понемногу задремывал. Как раз тогда, когда ему начало что-то сниться, в его сон проникло заунывное мяуканье. В доме напротив стукнула оконная рама, и это разбудило Тома. Яростный вопль: «Брысь, проклятая!» – и звон осколков пустой бутылки, разбившейся о доски сарая, окончательно прогнали сон. Он мигом оделся, вылез в открытое окно и на четвереньках пополз по кровле пристройки. Перед тем как спрыгнуть на крышу сарая, а оттуда на землю, он пару раз негромко мяукнул.

Гекльберри Финн с дохлой кошкой поджидал внизу. Не прошло и минуты, как мальчишки уже мчались по темным переулкам, а спустя полчаса под их ногами зашелестела высокая трава, росшая за кладбищенской оградой.

Кладбище было старое – таких немало в западных штатах. Расположенное на холме в полутора милях от городка, оно было обнесено ветхой деревянной оградой, которая кое-где наклонилась внутрь, кое-где – наружу, а местами просто рассыпалась. Само кладбище сплошь заросло травой и сорняками, старые могилы осели, и ни один могильный камень не стоял как положено – надгробия клонились во все стороны, словно ища опоры и не находя ее. Почти ни одной надписи нельзя было разобрать даже при дневном свете.