– И почти все его жители неразвиты и убоги!
Ух, как разъярилась Вера! У нее всегда был один маленький недостаток, который она старательно скрывала ото всех: этим недостатком была вспыльчивость. Когда Вера Ивановна Птичкина впадала в праведный гнев, то становилась не просто Птичкиной, а Коршуновой, Беркутовой, Птеродактилевой.
– Ты хоть раз на Земле был?! Ты не морщись – ты отвечай на поставленный вопрос! Ах, не был? Тогда не разглагольствуй обо всех! Да, ты в чем-то прав, в моем мире встречаются всякие индивидуумы, есть и крайние мерзавцы. Но
Перед сумрачно молчащим демоном-хранителем замерцал знакомый желто-золотистый шарик, Квазик ткнул в него когтем, Вера закричала: «Стой! Не сметь исчезать посреди диалога!» – и вцепилась в Квазика мертвой хваткой.
Их затянуло в золотистый туннель, который странно искрил и кривился. Квазик ругался не на универсальном, так как Вера его не понимала, но это было и к лучшему, так как орал он что-то явно уровня 18+++. Даже, вполне возможно, уровня 40+, так что Вере не по возрасту было выслушивать такие ругательства. В перерывах между матюгами чего он там бухтит про не рассчитанную перегрузку и закукливание туннеля? Про отсутствие гравитационно связанных структур на пути следования? Это очень плохо?
– Держись крепче! – рявкнул Квазик, обхватывая ее руками и обвивая хвостом.
Далекие звезды закружились в сплошном хороводе, вызывая головокружение и тошноту, и Вера зажмурилась, тесно прижавшись к надежной широкой груди полосатого демона.
«Всю жизнь не везло с мужчинами, так хоть помру в крепких мужских объятиях», – мелькнула несвоевременно веселая мысль. У нее начинается истерика? Почему каждое утро происходят какие-то катаклизмы?!
Уши заложило от низкого гула, потом раздался громкий хлопок, и Вера с визгом впилась ногтями в плечи хранителя. Сомкнутые веки не смогли загасить свет ослепительной вспышки и перед глазами поплыли красные круги. Складывалось устойчивое ощущение, что ее крутит в центрифуге, которая с громким скрежетом и взрывами разваливается на части. А потом Веру словно выплюнуло наружу и все звуки стихли. Ноги встали на ровную поверхность, но Веру продолжало шатать и штормить – ее вестибулярный аппарат рассвирепел от перегрузок, махнул рукой на нерадивую хозяйку и ушел на заслуженный отдых.
– Глаза открыть можно? – тихонько просипела Вера, боясь отлепиться от демона-хранителя.
– Лучше не надо, – мрачно ответили ей.
Давно известно, что лучший способ заставить женщину широко распахнуть глаза – это сказать, что их следует держать крепко закрытыми, причем – без объяснения причин. Вера оторвала голову от мускулистой груди и поспешно осмотрелась.
Мамочки! Они с Квазиком стояли у подножия какой-то черной скалы, а их окружали полуголые дикари в набедренных повязках и с яркими перьями на головах, точь-в-точь, как на иллюстрациях в книгах Фенимора Купера. С серого неба светило голубое солнце, а трава под ногами дикарей была фиолетового оттенка.
– День без попытки суицида – это бесцельно прожитый день, да? – устало спросил Квазик, затягивая Веру за свою широкую спину и обозревая море свирепых диких лиц и частокол наставленных на них копий. – В ауре вашей планетки я видел склонность к пониженному инстинкту самосохранения. И ты еще будешь кричать, что не такая, как говорит строгая наука?!
– К-к-к-крич-чать я буду, – перепугано прошептала Вера, – но не о науке. Буду просто кричать: А-А-А-а-а-А-А-А!!!!!
Дикари шарахнулись в сторону от неожиданности, а Квазик подхватил вопящую женщину на руки и понесся галопом вверх по горе. Мимо замелькали острые копья, но радужная оболочка, окутавшая беглецов, отклоняла оружие в сторону.
– А если они нас догонят? – в панике прокричала Вера.
– Они не пойдут на эту гору, у них табу, – спокойно ответил Квазик, будто не бежал во весь опор вверх по пересеченной горной местности с шестьюдесятью килограммами живого веса на руках, а мирно сидел в домашнем кресле.
– А если защита истощится?! Нас прибьют копьями к скале!
– Мы спрячемся.
Куда они спрячутся, Вера спросить не успела: Квазик протиснулся в расщелину, и они очутились в холодном полутемном гроте. Снизу гневно завопили дикари, явно призывая на их головы кары всех богов и оскорбляя последними словами. Почему аборигены не рванули за ними и почему подъем на гору для них табу, стало ясно при первом же взгляде на содержимое грота: это был склеп.
Вдоль стен тянулись каменные саркофаги и на каждом стоял голый череп его владельца, украшенный кособокой повязкой из ярких перьев.
– Этого вождя сегодня хоронили. Не повезло нам – прямо на окончание церемонии попали, – заметил Квазик, равнодушно указывая на последний каменный гроб, на котором возвышалась вполне свежая голова в тех же перьях.