Прикосновенье ветра

Это зимнее наше окно,
но как будто иное, не прежнее:
где дома, где дорога проезжая?..
В снежный лес превратилось оно.

Там проходят тропинкой запутанной

малый братик мой и сестра.
В чаще белого серебра
непонятно — куда идут они?

Неприметной тропинкой своей

в глубь лесную уходят рядом
под серебряным листопадом,
под серебряной сенью ветвей.

Без боязни мой братик с сестрой

бродят в чаще серебряных елей:
в том лесу ни зверей, ни метелей —
тишина, белизна, серебро.

Там таится волшебная птица,

лучезарные перья у ней.
Лишь ее шесть ночей и дней
ищут братик мой и сестрица.

И в седьмой только день на заре,

пробудившись, она затрепещет,
золотым опереньем заблещет,
отражаясь в лесном серебре.

Запылает лесная зима,

расступается лес понемногу,
и знакомую вижу дорогу,
и опять возникают дома.

1925

Комната

 Я думаю, что в этом доме
   никто уже давненько не жил
и в этой комнате годами
   дверь оставалась запертой,
здесь день за днем ветшают вещи
   под пылью душной и густой;
паук по всем углам карниза
   кисейных паутин навешал.

Сейчас в углах сгустился сумрак —

   тускнеет поздняя заря,
и солнце на коврах увяло —
   денек осенний на исходе;
лишь спелая айва, рядами
   уложенная на комоде,
неярко светится, как четки
   из крупных зерен янтаря.

Какие отраженья втайне

   хранит ревниво это зеркало —
окно в предбывший мир и в чью-то
   уже минувшую судьбу?
Часы молчат — застыло время
   в глухом и черном их гробу,
как только маятника солнце
   остановилось и померкло.

Портреты женщин, что когда-то

   здесь жили жизнью давней, дальней, —
портреты эти пожелтели
   на пыльной выцветшей стене.
В осенних сумерках дурное,
   должно быть, снится тишине,
и вот уж ночь овладевает
   всей этой комнатой печальной.

1925

Ручей

Лучше бы вовек не возникал он,
этот раскаленный день, когда
наклонился я к ручью устало
за глотком воды, и вдруг вода
зыбкий облик мой околдовала, —
в глубь ручья упал он навсегда,
и волна тотчас его умчала,
унесла невесть куда…

1925

Кольцо

Дождь

Кто-то шумно швыряет пшеничные зерна на крышу,
их клюют второпях обезумевшие петухи;
густо сыплется дождь, и во мраке полуночном слышу,
как тяжелые капли колотят по краю стрехи.

Прорастают упавшие зерна колосьями длинными,

а средь них возникают, как дьявольские грибы,
волдыри черных зонтиков, и над размытою глиною
проплывают во мгле будто волею черной волшбы.

Сыплет дождь из лукошек, отборной пшеницею полных,

и дерутся всю ночь петухи над летучим зерном,
а наутро является солнце, как желтый подсолнух,
что без семечек выклеванных поднялся за окном.

1925

Повесть