Чернеют запертые крепко двери.Закрыты наглухо, чернеют окна.Записка над крыльцом желтеет, блекнет:«Хозяин дома выехал в Америку».Лишь я хозяин в доме одиноком,где не живет никто, но никогдане отлучался я ни близко, ни далёкои вновь не приезжал сюда.Я никогда не выходил из дома.Гостили у меня лишь годы невеселые,и много раз в окне я видел ветви голые.Я сам не тот, что был. Всё по-иному.Все книги прочтены, листать их нечего.Дороги памяти прошел, и будто нету их.От голоса отвыкнув человечьего,я говорю с одними лишь портретами.Часы и день и ночь безостановочнокачают солнце из металла,Я в зеркало порой гляжусь устало,чтобы спастись от одиночества.Хотя б единый день, который не забыть мне!По стенам дни скользят, как блики бледные.И ни одной любви, ни одного события,проходит жизнь бесследно.И чудится порой, что не жил я на свете,что бытие мое — лишь чья-то злая тайна.И кто бы ни зашел сюда случайно —он никого здесь не найдет, не встретит.Увидит лживое пустое зеркало,да пыльные портреты в зале,да над крыльцом листок, где все слова слиняли:«Хозяин дома выехал в Америку».1925
Молодость
Рассвет блеснул, и день начавшийся прокукарекал во дворе,и где-то шумно отворилась и шумно затворилась дверь;поспешно мухи зажужжали, едва проснулись на заре,и все, что мне приснилось ночью, я вспомнить силился теперь.Потом пошел бродить по улицам среди загадок и чудес;один шатался я и к вечеру забрел неведомо куда.Вслух на ходу читал я вывески, а в дождь, забравшись под навес,следил, как рельсами трамвайными бежит проворная вода.Я шел, не глядя на витрины, в шагах мне чудился мотив,слова сплетались в ритмы длинные, необычайны и легки,а мне вослед смеялись девушки, меня глазами проводив —смешила их моя рассеянность, моя походка и очки.И дома вечером казалось мне, что корка черствая вкуснаи что мягка подстилка жесткая, и я ложился не впотьмах —одна светилась лампа в комнате и две — в двойном стекле окна,и, чтобы видеть сны отчетливей, я часто засыпал в очках.1925