Прикосновение

– Он так красив! Он невероятно красив! Да, конечно, я хочу именно такого!

– Могу я поинтересоваться, для чего?

– Для чего? Что за странный вопрос! Я хочу его, потому что он – это он. Я хочу его, потому что в нем все потрясающе. Его тело прекрасное и загорелое. Его жизнь – достойна зависти. Мне нравится, как он рассекает волны на яхте, подставив лицо морскому ветру. У него полно женщин, которые его любят, мужчин, обожающих его. Даже незнакомые люди смотрят ему вслед, когда он проходит мимо. Я хочу его, потому что мне скучно, а он – нечто совсем новое для меня. Мне нужна его красота. Разве вы не понимаете? Вы сами не влюблены в него?

– Да, – ответила я. – Мне все понятно.

– Но вы влюблены в него? – требовательно повторила она вопрос.

– Пока нет. Но могла бы влюбиться.

Услышав мой ответ, она улыбнулась, а потом обхватила себя руками, словно не давая вырваться наружу ощущению торжества.

– А я уже люблю его, – произнесла она на счастливом выдохе. – И знаю: он полюбит меня тоже.

Через два дня она уже плыла на его яхте через Ферт-оф-Форт[13] в сторону открытого моря и бескрайнего горизонта.

А четыре дня спустя дрейфующую яхту обнаружили рыбак из Данди и его экипаж. Когда допрашивали шкипера, он выглядел так, словно живьем проглотил одну из пойманных им рыб, которая все еще извивалась и билась у него в желудке. Он говорил об увиденном почти неслышным шепотом, сказал, до какой степени рад, как счастлив, что случайно прикоснулся к руке выжившей женщины, и потерял сознание. Потом он ничего не помнил до того момента, когда уже оказался на берегу.

Понимая, что не хочу ничего знать, но при этом не имея выбора, я прочитала отчет о вскрытии Эдди Пиерса. Под палубой собственной яхты он претерпел все мыслимые виды насилия и мучений. От его могучей плоти остались лишь клочья, и его агония длилась по меньшей мере два дня. И все же, как заключил судебный медик, в данном случае имелись свидетельства некоего странного обоюдного согласия. Потому что даже истерзанное долгими пытками тело Эдди невероятным образом нанесло не меньше страшных ран, причинило невероятную боль и женщине, которая, едва живая, была найдена рядом с его трупом. Ее последними, предсмертными словами, когда рыбаки вынесли ее на палубу, стал вопрос, заданный чуть слышным шепотом:

– Вам нравится то, что вы видите?

Через три дня моя контора в Эдинбурге закрылась, а я, уже став кем-то другим, стояла на платформе вокзала.

Еще двумя днями позже в организацию со штаб-квартирой в Женеве был доставлен анонимный документ. В нем содержался список банковских счетов, разбросанных по всему миру. Причем последний платеж на сумму в пятьдесят тысяч фунтов был сделан «агенту по недвижимости» в Эдинбурге, хотя при попытке выяснить обстоятельства оказалось, что такого агента официально никогда не существовало.

– Так ты настучала на самого Галилео, – сказала Янус.

– Да, – ответила я.

– Хорошо. Но слишком уж смело.

Я объяснила, что слила данные о нем «Водолею». Они тогда назывались иначе, оставаясь теми же по сути, – убийцами во имя высокой цели. «Водолеем» они стали позже. Я дала им все, чтобы они смогли отследить его через финансы. По счетам, которыми он пользовался, когда носил другие тела. Именно поэтому он пытался убить меня в Майами, поэтому погибло столько других людей. Я думала, что помогаю «Водолею» расправиться с Галилео. На самом же деле все, чего я добилась, – оказала помощь ему.

Глава 67

Мы в молчании пешком вернулись в отель. Оставшись в номере одна, я легла на кровать, снова просмотрела свой бесполезный бумажник, а потом включила телевизор, прощелкав все каналы сначала в одну сторону, потом в обратном порядке. Политика из Брюсселя, футбол из Марселя, восхитительные полицейские из Америки, опасные грабители из России. Озабоченные репортеры у остова еще одного сожженного здания неизвестно где.

Интересно, подумала я, озаботило бы хоть что-то из всего этого Себастьяна Пьюи? Его лицо в зеркале вроде бы выдавало способность к ощущению вины, но, как и от всех эмоций, отражавшихся на его гладкой физиономии, он, вероятно, и от него избавился бы достаточно быстро.

Зубная паста в гостиничном тюбике зерниста и оставляет во рту легкое жжение. Я выключила свет и стала слушать истории то об экономическом спаде, то о развитии. В местных новостях показывают детишек с выпавшими молочными зубами, победивших в конкурсе на лучший рисунок с пейзажем города. За этим следует рассказ о начатой женщинами кампании против издевательств над домашними животными. Мое сознание начинает постепенно отключаться, когда ведущий новостей громко откашливается, возвращаясь к главному событию момента, начало репортажа о котором я ухитрилась пропустить.

Два образа, которые красноречивее любых слов. Сначала показывают женщину-корреспондента, продрогшую до костей на холодном ночном ветру. Все вокруг залито лучами прожекторов подсветки Бранденбургских ворот. Рядом полиция. Повсюду камеры других телеканалов.