– Половина третьего, – напомнила она. – И время уже пошло.
Дом оказался квадратной формы особняком из дерева и стекла, для которого архитектор придумал огромные окна, выходившие на балконы, отделанные терракотой. Пустые комнаты дожидались счастливых жильцов, белые стены казались слишком чистыми, чтобы что-то на них вешать, кухня была просто образцовой – в такой даже страшно начинать готовить, – да еще ванная, выложенная блестящим полированным черным камнем. Я порылась в сумке в поисках наручников и медицинского набора Койла со шприцами и скальпелями. Потом закатала рукав, продезинфицировала впадину на сгибе локтя, потерла, чтобы выступила вена, и сразу ввела дозу снотворного. Жидкость показалась холодной, войдя в мое тело, но согревалась, растекаясь по нему. Я приковала себя к ближайшей батарее отопления, заложив обе руки за спину. Уте вытащила иглу, присела рядом со мной и спросила:
– Ну как, действует?
Я захихикала, сама не зная почему. Что-то похожее на улыбку промелькнуло в складках ее губ. А я никогда не видела, чтобы она улыбалась.
– Как я поняла, действует, – сказала она, вкладывая пальцы в мою ладонь. – Разрешите пригласить вас…
– На танец?
Ее голос, мои слова.
Я смотрела на Натана Койла, открывшего глаза. Затем сняла с него носок и вынула рулон клейкой ленты из сумки, засунула носок ему в рот и крепко замотала в тот самый момент, когда с его уст готовы были сорваться первые звуки – какая-то возмущенная реплика. Тело Уте показалось мне значительно старше, чем в то время, когда я впервые внедрялась в него. Ее коленки слегка хрустнули истончившимися хрящиками. Койл дернулся на полу, подтянулся к радиатору. Его глаза метались, но не могли ни на чем сфокусироваться. Он пытался издать нечто вроде рыка, но звук угас, так и не родившись.
– До встречи, – сказала я, глядя в его закатившиеся глаза.
На машине Уте я вернулась в город. У нее были совершенно чистые права, и нарушить их девственную чистоту казалось немыслимым. Это даже немного по-детски пугало. Получить в ее теле штраф за неправильную парковку и не заплатить было бы редкостной подлостью с моей стороны.
Я ощущала какое-то онемение в груди, тяжесть, которую не могла себе объяснить. Это была не боль, не дискомфорт, не холод, не раздражение, вызывавшее желание почесаться. И только уже добравшись до середины Шенхаузер-аллее, я поняла, что там пустота, оставленная хирургами, место, откуда вырезали плоть. Если бы я могла мысленно сосредоточиться, возможно, я бы целиком погрузилась в размышления над этим, но необходимость вести машину осторожно и не потревожить покоя бдительных и до крайности педантичных берлинских полицейских отвлекла мое внимание от окончательного понимания происшедшего с Уте. Она сама мне ничего не рассказала, и я не стану ее спрашивать.
Я припарковалась, чуть не доехав до района Панков, оставила ключ в замке зажигания и дождалась, пока с машиной поравнялся темнокожий бизнесмен. У него были короткие волосы, длинная рубашка, модные ботинки, и в момент, когда он проходил мимо, я спросила:
– Извините, не подскажете, который час?
Он невольно замедлил шаг, размышляя, стоит ли ему вообще обращать внимание на столь странный вопрос, но потом все же взглянул на часы, и моя рука коснулась его запястья для прыжка.
Уте заметно качнуло, и ей пришлось прислониться к своему автомобилю. Я бросила портфель на тротуар и ухватила ее за плечи, дожидаясь, пока она придет в себя.
– Давно… давно не виделись, – сказала она.
– С тобой все хорошо?
– Прекрасно. Да, просто отлично. Как у нас со временем?
– Более чем достаточно.
Она посмотрела на часы, наморщила лоб.
– Могу ждать ровно час, – сказала она, – если нужна тебе.
– Обойдусь. Главным было спрятать Койла.
– Это его настоящая фамилия?
– Нет, – ответила я. – Но приходится пользоваться ею.
Она окинула меня взглядом с головы до ног и спросила:
– Таков теперь твой стиль?
– Нет, – огрызнулась я, поднимая портфель. – Но, кажется, у меня ноги спортсмена.
…Аккуратная улочка, застроенная аккуратными домами. Аккуратная булочная, продающая аккуратной формы батоны с аккуратных лотков. Берлин – город, где умеют показать себя с лучшей стороны.
Я прошла несколько кварталов пешком до аккуратного желтого жилого дома, расположенного точно под прямым углом к перекрестку. Выложенная плиткой дорожка вела к синей входной двери мимо мусорных баков – отдельно для бумаги, для пластмассы и для металлических отходов с целью последующего правильного вторичного использования. Я просмотрела список фамилий рядом со звонками. Элис Майр не пыталась скрыть свою.
По стыкам плитки у меня за спиной застучали колеса. Я обернулась и увидела пожилую даму, катившую перед собой тележку с покупками, низко надвинув на лицо шляпу. Искривленный позвоночник заставлял ее держать голову почти горизонтально на уровне плеч. Я посторонилась, а она стала рыться в карманах в поисках ключа. Слегка содрогнувшись от предстоявшего неприятного ощущения, я дотронулась до ее руки.