Если бы он перестал избивать меня, я, возможно, нашла бы вариант ответа на его вопрос. Но он не прекращал избиения, не давая мне ни шанса, а когда наступил каблуком на мой мизинец, сломав его, до меня дошло, что личные проблемы Юджина мешали ему сохранять достоинство истинного профессионала. Потом он наступил на сломанный палец снова, и мне стало уже совсем не до размышлений.
– Где Натан?
– В Штеглице, – с трудом выдохнула я.
Юджин нанес мне еще один удар.
– В Штеглице? – Он сгреб пучок моих волос, пальцы в перчатках впились в кожу у меня на голове, когда он подтянул мое лицо ближе к своему.
– Ты умрешь прямо здесь, Кеплер!
У призраков есть только один защитный прием, одно защитное движение – перемещение. И мы перемещаемся.
Рассказывают то ли легенду, то ли быль об одной из нас, которая, спасая свою жизнь, спряталась в теле беременной женщины. Та была на восьмом месяце, но, когда командир группы истребителей призраков потребовал от нее назвать свои имя и фамилию (которых призрак, естественно, знать не мог), она нашла себе убежище в единственном доступном месте. В теле ребенка, находившегося в чреве матери.
О том, как завершилась эта история – жизнью или смертью, – каждый рассказывает на свой лад, но важно главное: загнанный в угол призрак никогда не вступит в борьбу, а предпочтет бегство.
Но сейчас для меня настало самое подходящее время нарушить традицию. Я что было мочи ударила лбом в визор на шлеме Юджина. Вырвав большой клок волос из моего скальпа, Юджин подался назад. Тонкий пластик треснул. Я перекатилась на колени, а потом всем телом обрушилась на лежавшее набоку кресло.
Где-то внизу с хрустом разломились пластмассовые наручники. Я попыталась двигать руками и обнаружила, что одна из них свободна. Дерево кресла раскололось, но моя вторая рука все еще оставалась прикованной к ручке и оторвавшемуся сиденью, что могло стать либо отяжеляющей бегство помехой, либо опасным оружием. Я подняла взгляд на ошеломленное лицо Юджина и нанесла ему мощный удар куском отделившегося от кресла дерева. Трещина на поверхности визора превратилась в сплошную сетку паутины. Моя импровизированная палица опустилась на правый висок Юджина, и он завалился на бок. Остальные тоже пришли в движение. Кто-то тянулся за тазером, Элис – за пистолетом. Я попыталась атаковать их, но мои ноги оставались скованными, и я лишь повалилась вперед. Тазер привели в действие, но я прикрылась от него сиденьем кресла. Электроды с шипением ударились в него. Я одновременно ощутила ладонями вибрацию от электрического разряда и услышала двойной хлопок пистолета. Чья-то рука обхватила меня сзади за шею, сдавив так сильно, что я услышала, как пульсирует в ушах кровь, а зрение затуманилось. Юджин коленом пытался прижать меня к полу, пальцами нащупывая яремную вену, но я изловчилась развернуться, захватить скованными ногами его колени, откинула голову назад и в приступе истерического смеха снова врезалась лбом в треснувший визор.
Пластик теперь разлетелся на куски, порезав мне лоб, щеки, глаза. Чьи-то легкие – мои? – издали истошный крик. Пистолет снова выстрелил, и, когда пуля пробила мне лопаточную кость, я лбом прижалась к лицу Юджина. Раздался новый выстрел. Тело, лежавшее подо мной, дернулось, вскрикнув от боли, судорожно хватая ртом воздух, но я сохраняла прежнее положение, вцепившись в горло человека в форме охранника катка, которая на спине вся пропиталась кровью из ран от пистолетных пуль. Одна пуля угодила ему в лопатку, а вторая вскрыла легкое с характерным хлопком, с каким вскрывают банку колы. Он смотрел на меня непонимающим взглядом, стараясь дышать, но чувствуя, что его легкие заполняет теперь не воздух, а кровь.
Мертвец у меня на руках. Его язык вывалился из окровавленного рта, глаза закатились. Он умер, так ничего и не успев понять. Я приподнялась. Осколки разбитого визора посыпались внутрь костюма.
Я подняла взгляд. Элис смотрела на меня, держа пистолет двумя руками и целясь мне в грудь.
– Леонт![9]
– хрипло воскликнула она, продолжая пристально вглядываться в меня, но пока в ее глазах не читалось никаких мыслей. – Леонт! Твой костюм поврежден, Леонт!Я вспомнила, что ноги у меня теперь свободны, и попыталась подняться, ощущая шрам на каждой мышце. Сдавленность в груди, боль в ребрах, привкус крови во рту, звон в правом ухе. «Интересно, – мелькнула мысль, – а помнил ли Юджин, как чувствуют себя нормальные люди, пока вот это состояние постоянной физической муки не стало для него привычным?»
– Леонт!
Я вспомнила телефон Койла:
Я сделала шаг по направлению к ней, и когда ее палец снова начал давить на курок, чтобы выстрелить, покачнулась, беспомощно упала на четвереньки, и моя ладонь поскользнулась в луже крови, вытекшей из совершенно незнакомого мне человека. Человека, погибшего вместо меня и лежавшего рядом с остекленевшими глазами.