Прикосновение

На этом разговор полагалось закончить, но я спросила:

– А как ты сам, Уильям?

Только теперь он сфокусировал взгляд, пытаясь как следует разглядеть лицо, которое минуту назад посчитал совершенно неинтересным.

– Я не Уильям. Вы, должно быть, обознались.

– Тогда кто же ты теперь?

– Думаю, вы приняли меня за…

– Как у тебя с памятью?

Молчание, но теперь, хотя тело его оставалось неподвижным, глаза ожили, оглядывая меня сверху донизу.

– Господи Иисусе! – выдохнул он. – Боже милосердный! Вы только посмотрите на нее! Кто ты, черт возьми, теперь такая?

– Меня зовут Мелисса.

– И как ты поживаешь, Мелисса?

– Спасибо, неплохо. Продолжаю путешествовать. А сам?

– У меня все хорошо. Очень хорошо! Дьявольски хорошо! А ты все еще агент? И ты здесь… – Он внезапно отшатнулся. – По работе?

– Я больше не занимаюсь этим бизнесом.

– В самом деле?

– Да.

– Что-то стряслось?

– Стало… стало трудновато вести дела. Так что я просто незнакомка. На какое-то время.

Он пялился на меня, а его губы пытались произнести некое подобие слов, которые были у него на уме, но никак не произносились. Не найдя ничего умнее, он просто воскликнул:

– Вот ведь мать твою, а? Не хочешь выпить за встречу?

* * *

Он постарел, достигнув возраста истинной зрелости. Жизнь его протекала, как ему казалось, медленнее, чем на самом деле летели годы. В баре неподалеку от Бродвея он поведал мне о существовании, которое вел Гарольд Пик – это было новое имя для заново родившегося человека.

– И я всерьез занялся спортом. Ну, ты понимаешь, не сам занялся, а вложил в него деньги. Как инвестор. И теперь у меня хороший дом в Нью-Джерси – тебе надо бы взглянуть на него. У меня есть партнер. Тебе надо бы познакомиться с моим партнером. Он отличный малый. Просто отличный! У меня есть сад, а по воскресеньям я сам подстригаю траву на лужайке, можешь в это поверить? Я подстригаю траву! Боже правый. Если вспомнить, каким ты меня подобрала, и сравнить с тем, кем я стал сейчас… Это просто невероятно!

– Звучит впечатляюще, – сказала я. – Похоже, жизнь у тебя сложилась хорошо.

Он внезапно замолчал, как человек, испугавшийся, что наговорил лишнего.

– Значит, ты – Мелисса, – промямлил он затем. – Ты наверняка при делах. Должно быть, немало успела повидать. Расскажи, где была, кем была?

– Рассказывать особенно не о чем. Я вела размеренный образ жизни.

– Да ладно, брось заливать! Ты же… Ну, сама понимаешь… Ты не можешь жить иначе, нежели как… Сама знаешь, что я имею в виду!

– Нет, все верно. Я жила очень спокойно.

– Ты должна поехать ко мне в гости. Познакомиться с Джо!

– Это было бы… замечательно.

– Где ты сейчас живешь?

– В отеле на Коламбус у перекрестка с 84-й улицей.

– Отличное место. Но, держу пари, лужайку ты не подстригаешь!

– Ты угадал. Лужайку я не подстригаю.

– Тогда приезжай к ужину! Как насчет воскресенья? Воскресенье тебе подойдет, точно? То есть ты же не собираешься срочно уехать из города?

– Воскресенье подойдет идеально. Диктуй адрес.

Дом в Нью-Джерси оказался настоящим особняком, возрождением колониального стиля в белых тонах. Партнер Джо блистал ослепительными зубами и был загорелым до невозможности. Пища с гарниром из гуакамоле показалась мне вкусной. Лужайка выглядела только что аккуратно подстриженной.

– Как вы познакомились? – спросил меня Джо, приветствуя поцелуями в обе щеки.

– В Лос-Анджелесе, – объяснил Уилл. – Мелисса работала ассистенткой на «Парамаунт».

– Это чудесно, просто чудесно! И вы все еще работаете в кино, Мелисса? Похоже, вы знали моего милого мальчика в более бурный период его жизни, не так ли? А выглядите очень молодо. В чем ваш секрет?

– Кремы, – ответила я. – У меня кремы собственного изготовления.

В доме почти не оставалось места для новых фотографий. Даже в туалете гордо висел в рамке портрет счастливой обнимающейся парочки. Полки ломились от сувениров. Гипсовая модель Эйфелевой башни меняла цвет в зависимости от температуры. Памятная кружка из Санта-Моники, плюшевая акула, выигранная на ярмарке в Вермонте, шляпа, которую Джо вернул Уиллу при первом знакомстве, когда порыв ветра сдул ее с головы прямо в руки тому, кому предстояло стать его возлюбленным. Пейзаж Род-Айленда, который они купили вместе, чтобы сделать украшением голых в то время стен их первой общей квартиры. Они показали мне каждый предмет, сообщив его историю.

– Все это прекрасно, – сказала я. – Как же вы, должно быть, счастливы.

– Да! – ответил Джо. – Но поначалу нам пришлось очень трудно. Невероятно трудно!

В 17.45 Джо вывел из гаража массивный джип, чтобы отправиться в церковь, а я осталась пить портвейн с сыром, расположившись вместе с Уиллом в садике на заднем дворе.

– Ты сумел создать для себя здесь великолепную жизнь, – сказала я под шелест листвы буков и крики ребенка, доносившиеся от соседнего дома. – Тебе есть чем гордиться.