Д а ш д а м и р о в. Куда меня посылали, там я и работал.
Р а г и м о в. Это правильно. Но… я понять не могу, как это произошло… У тебя как-то
Д а ш д а м и р о в. Я делал все, что мне говорили. Сам знаешь, какие указания давали, то я и делал…
Р а г и м о в. Я понимаю.
Д а ш д а м и р о в. Зачем же меня награждали? Зачем давали ордена, медали, благодарности? Зачем сорок лет держали на руководящей работе, если я был негоден? Я не отрицаю, у меня были ошибки — у кого их нет, — но я никогда не зазнавался. Когда мне указывали на мои недостатки, я всегда их исправлял. И куда бы меня ни посылали, я проводил принципиальную линию… Ты же помнишь…
Р а г и м о в. Пойми, Габиб, никто не сомневается в твоей честности, но ты же… ты даже не учился нигде.
Д а ш д а м и р о в. Времени у меня не было учиться. Пока другие учились, я работал…
Р а г и м о в. Правильно. Но сейчас уже не то время. Чтобы руководить людьми, надо много знать.
Д а ш д а м и р о в. Не я один такой. У нас своя учеба была — жизненная, нас жизнь учила… Мы, конечно, не академики, но у нас опыт есть, мы людей знаем, народ… А этому в институтах не учат. Да что я тебе говорю, ты сам все это знаешь… Сам ведь такой же…
Р а г и м о в. Да, мы вместе начинали, но… это трудно объяснить. Я многое понял, Габиб. И очень много работаю над собой.
Д а ш д а м и р о в. Сейчас все доктора наук. Сделали из науки кормушку. Куда ни посмотришь — доктор наук. А откуда время на это? Раньше таких вещей не было: если ты руководитель, то у тебя ни минуты времени нет. Поэтому и ученые были настоящие, и руководители… Ты тоже небось диссертацию защитил?
Р а г и м о в. Нет. Но институт окончил. Индустриальный, а потом, заочно, философский факультет университета… А помнишь, я еле писал?
Д а ш д а м и р о в. Помню.
Р а г и м о в. Они хотели передать твое дело на дальнейшее расследование, но я не позволил. Я не хочу, чтобы у тебя были неприятности… И поверь — если бы я мог сделать для тебя больше, я бы сделал. Но тебе действительно пора уйти на пенсию. Ты понимаешь, есть вещи, на которые невозможно пойти даже во имя дружбы.
Д а ш д а м и р о в
Р а г и м о в. Я понимаю, о чем ты говоришь, но ты же знаешь, что я ни в чем не был виноват тогда, это было недоразумение.
Д а ш д а м и р о в. Был ты виноват или не был, но твои друзья все равно помогли тебе.
Р а г и м о в. Еще раз повторяю — я благодарен тебе, но я принял тогда твою помощь только потому, что знал, что за мной нет никакой вины.
Д а ш д а м и р о в. Но я этого не знал! Я помог тебе потому, что мы были друзьями. И ты хорошо знаешь, как сильно я мог пострадать за это…
Р а г и м о в. Да… я знаю.
Д а ш д а м и р о в. Знаешь, но не все… Про фотографию, например, ты ничего не знаешь.
Р а г и м о в. Какую фотографию?
Д а ш д а м и р о в. Твою фотографию. Кроме других обвинений в деле была фотография: ты сидишь на каком-то колхознике… И этой фотографии было достаточно, чтобы ты до сих пор на ноги не встал. В нашем государстве, сам знаешь, такие вещи не поощряются — председатель райисполкома катается на колхознике! За такие вещи у нас по головке не гладили ни тогда, ни сейчас. А рядом было заявление, что ты в свободное время ездишь верхом на колхозниках, подписанное одним из районных руководителей… Ты знаешь, что со мной было бы, если бы кто-нибудь узнал, что я уничтожил эту фотографию… Я даже тебе не мог сказать об этом, чтобы ты не проговорился кому-нибудь.
Р а г и м о в. И ты поверил в то, что я катался на людях?!
Д а ш д а м и р о в
А л и
М а н с у р. Отпуск кончается?
Э н в е р. Дело не в отпуске.
М а н с у р. А что случилось?
А л и
Э н в е р
А л и. Я тоже помню.