– Стой, – приказал он, и она пронзила его гневным взглядом через зеркало.
На губах у него заиграла дьявольская усмешка.
– Что это будет за наказание, если я дам тебе то, что ты хочешь, по первому твоему требованию?
Она выставила вперед подбородок:
– Не притворяйся, будто не хочешь меня.
– О, я и не притворяюсь, – он расстегнул брюки, высвободив член, и вошел в нее сзади. У Персефоны перехватило дыхание. Как получилось, что член Аида стал еще толще? Она приняла его за один быстрый толчок, и из груди у нее вырвался стон, когда он задвигался в ней.
Поначалу Аид как будто не знал, за что взяться – его ладони сжимали то ее грудь, то живот, то бедра. А потом он схватил богиню одной рукой за длинные волосы, намотал на ладонь и оттянул ее голову назад, чтобы поцеловать ее в губы. Когда он отпустил ее, его толчки стали неторопливыми, и она чувствовала его внизу своего живота.
– Это для нас, – произнес он. – Ты больше ни с кем не будешь это делить.
Персефона лишь всхлипнула в ответ. Она ощутила силу его слов, как и болезненное трение внутри. Его рука обхватила ее живот, чтобы удержать на месте, и она вонзила ногти ему в кожу.
– Некоторые вещи для меня священны, – дыхание Аида стало сбивчивым, но он продолжил говорить, и его слова переплетались со стонами Персефоны. – Вот это для меня священно. Ты для меня священна. Понимаешь?
Персефона кивнула. Пот проступил у нее на лбу, а брови сошлись в жесткую складку. Она едва сохраняла разум.
– Скажи мне, – приказал он. – Скажи, что понимаешь.
– Да, – всхлипнула она. – Да, черт побери. Я понимаю! Дай мне кончить, Аид!
Бог развернул ее лицом к себе и страстно поцеловал, вжав в зеркало, а потом поднял и снова вошел в нее.
Персефона застонала, вплетя пальцы ему в волосы, и когда он отстранился, его глаза блестели.
– Я никогда никого не любил так, как тебя, – он словно исповедовался. – Я не могу передать это словами – среди них нет таких, что могли бы выразить мои чувства.
Персефона обхватила Аида еще крепче, наклонившись к его губам.
– Тогда не используй слова, – сказала она.
Их губы слились, и они опустились на пол. Колени Персефоны уперлись в твердый мрамор, когда она оседлала Аида, но богиня этого даже не заметила, сосредоточившись на ощущении, растущем внутри ее. Она переплела пальцы Аида со своими и заставила его завести руки за голову, раскачиваясь над ним.
– Черт, – выругался Аид, высвободив руки. Он обхватил ее за бедра и помог двигаться быстрее, мощнее. Они смотрели друг другу в глаза, пока удовольствие не накрыло их волной. Персефона запрокинула голову назад, достигнув вершины, и вскоре вслед за ней кончил и Аид.
Персефона рухнула ему на грудь, задыхающаяся и удовлетворенная, чувствуя себя невероятно уютно в объятиях Аида. Они долго молчали – пока их дыхание не выровнялось, а сердца не перестали бешено колотиться в груди.
Аид нарушил тишину:
– Выходи за меня.
Персефона резко села. Член Аида все еще был твердым внутри ее, и от этого движения его глаза сверкнули словно угли.
– Что?
Ей послышалось?
– Выходи за меня замуж, Персефона. Стань моей царицей. Скажи, что будешь со мной рядом… всегда.
Он говорил серьезно, а она… была сбита с толку. Не из-за своей любви к Аиду – а из-за всего остального.
– Аид… Я… – Она не знала, что сказать. – Ты же только что злился на меня.
Он пожал плечами:
– Уже не злюсь.
– И ты хочешь жениться на мне?
– Да.
Персефона встала, пошатнувшись, потому что ноги едва ее держали. Аид вытянул руки, чтобы помочь ей устоять, но она не приняла их.
– Я не могу выйти за тебя замуж, Аид. – Ее глаза наполнились слезами. – Я… я тебя совсем не знаю.
Аид сдвинул брови:
– Ты меня знаешь.
– Нет, не знаю, – возразила она, обведя руками вокруг. – Ты скрывал от меня это место.
Аид опустил подбородок, прищурившись.
– Персефона, я живу уже вечность. Всегда будет что-то, чего ты обо мне не знаешь, и тебе следует быть готовой, что не все из этого придется тебе по нраву.
– Это не что-то из прошлого, Аид. Это место реально, и оно существует в настоящем. Ты нанял Левку работать здесь. Я заслуживаю знать о нем, как заслуживаю знать о Левке!
Бог ничего не ответил, и она спросила:
– Почему ты мне не сказал?
– Потому что боялся, – огрызнулся он. В его словах прозвучала ярость, и она спросила себя, что злило его больше – то, что приходится говорить об этом вслух, или то, что он вообще испытывает эти чувства.
– Из-за чего?
– Из-за твоих моральных принципов, разумеется. – Он поднялся и отошел на несколько шагов. Персефона не могла объяснить, какие чувства в ней пробудили эти слова, но ей хотелось сказать, что ее моральные принципы не так уж и высоки, если учитывать, что она превратила Минфу в куст мяты и спокойно смотрела, как Аид пытал смертного.
Он вздохнул:
– Я хотел сначала подумать, как показать тебе свои грехи. Объяснить, откуда они растут. Но все как будто жаждут сделать это за меня.