В ее воспоминания вдруг вклинилось другое лицо – это не ее тело лежало под Аидом, а тело Левки, с изогнутой спиной, с откинутой назад головой, с приоткрытым ртом, из которого вырвалось имя любовника.
Этого было достаточно, чтобы разрушить чары музыки. Персефона вдруг снова увидела свое окружение – тела, столпившиеся вокруг, трущиеся о нее своей покрытой потом кожей.
Ей на бедра легли чьи-то руки, сзади двигалось чье-то тело. Она повернулась и увидела мужчину в темной одежде, чьи глаза казались черными в красном свете ламп. Сначала она решила, что он здесь, чтобы призвать ее, но его руки все так же держали ее за бедра. Она оттолкнула его, но другая пара рук тут же схватила ее за плечи.
Персефона вырвалась. Ее сердце колотилось, в крови пробудилась магия, но когда она повернулась к другому человеку, что коснулся ее, оба мужчины скрылись в толпе.
Разнервничавшись, она принялась расталкивать толпу, пока не оказалась у внешнего края танцпола. Она искала темноту, желая превратиться в тень, и нашла ее, прижавшись к стене у выхода в коридор.
Ее все еще трясло от воспоминаний, что нахлынули на нее на танцполе. Богиня была одновременно возбуждена и взбешена. Что за ужасная магия пробудила такие непристойные мысли? И почему они превратились в то, от чего ее чуть не стошнило? Ей не хотелось думать о Левке и Аиде. Не хотелось зацикливаться на том факте, что они с нимфой одинаково хорошо знали тело Аида.
Ей хотелось бы думать, что она знала другого Аида и то, как он доводил ее до оргазма, отличалось от того, как он обращался с другими женщинами.
Персефоне стало неуютно, что у нее в голове возникли такие мысли. Возможно, то, чем околдовала ее музыка на танцполе, все еще цеплялось к ее ауре.
Пока она пряталась в темноте, а толпа раскачивалась перед ней, что-то вдруг проникло в ее сжатый кулак. Ощущение было странным и внезапным – магия, вдруг осознала она. Разжав ладонь, она обнаружила свернутый листок бумаги. Персефона развернула его и увидела написанное чернилами число 777. Под числом была стрелка, словно направляющая ее вниз по коридору.
Оглядевшись, богиня ничего не увидела, но почувствовала, словно весь зал за ней наблюдает, хоть она и скрывалась в темноте. Она отступила от стены, пошла по темному коридору и оказалась возле лифта, который увидела лишь благодаря красной подсветке кнопок и дверей.
Персефона нажала на кнопку, и двери беззвучно открылись.
Внутри она обнаружила, что этажей указано всего восемь. Богиня решила, что ей нужен седьмой этаж, а число на бумажке – это номер комнаты.
После гудения музыки на танцполе тишина в лифте давила ей на уши. Она беспокоила ее, заставив сосредоточиться на том, что было впереди, – на неизвестности. Что, если Левка ошибалась насчет Маги? Что, если они захотят чего-то, что она не сможет дать? Что, если они не смогут ей помочь?
Когда двери лифта открылись, она вышла в коридор, который вел прямо к черной двери. Она замешкалась перед ней, страх внутри ее боролся с чувством вины. Наконец она постучала, и голос по другую сторону велел ей войти.
Ручка была холодной, вызвав покалывания на коже, когда она вошла. Комната была тускло освещена, с черным мраморным полом и темными стенами. Единственный источник света находился в центре комнаты. Он подсвечивал высокую круглую платформу и большое бархатное кресло, на котором сидел знакомый ей мужчина.
Это был Кэл Ставрос.
Он выглядел точно так же, как на фотографиях в таблоидах. У него было идеальное квадратное лицо, копна густых черных волос и голубые глаза.
Ей было ненавистно его лицо.
Персефона прищурила глаза, сжав ладони в кулаки. При виде этого мужчины в ней вспыхнула ярость. И заставила разгореться ее магию.
– Персефона, – промурлыкал Кэл.
«Можно как-то дотянуться до его рта и вытащить из него мое имя?» – подумала богиня.
– Надеюсь, Алек и Сай тебя не слишком напугали – мне нужно было убедиться, что это ты.
Так эти мужчины на танцполе работали на него.
– Теперь я понимаю, почему Аид тебя выбрал, – произнес он, окинув ее взглядом с головы до ног, из-за чего она испытала новый приступ тошноты. – Красота и дух, с изящным слогом и имеющая на все свое мнение. Обожаю эти качества.
– Меня сейчас вырвет, – ответила она. – Просто скажите мне, чего вы хотите.
Он хохотнул. Его смех был отвратительным – полная противоположность его красоте.
– Я рад, что ты спросила. Но сначала ответь – что привело тебя в «Беззаконие», сердце греха?
Она замешкалась. Почему она до сих пор в этой комнате? Она повернулась, чтобы уйти, но вместо двери, через которую она вошла, перед ней теперь была стена из зеркал.
– Уже уходишь?
Она развернулась к нему:
– Вы держите меня здесь как пленницу?
– Таковы правила «Беззакония». Если ты вошла в комнату торговца, то не уйдешь, пока не будет заключена сделка.
Это было не то, о чем говорила Левка.
– Что, если я не хочу с вами торговаться?
– Ты не знаешь, что я готов предложить.
– Если это не выход из комнаты, мне ничего не нужно.
– Даже если речь идет о спасении твоей подруги?
За его вопросом последовала тишина, и Персефона сглотнула:
– Что вы об этом знаете?