Богиня перенеслась в квартиру Сивиллы и оказалась посреди гостиной оракула. Вокруг царил полный хаос – кофейный столик расколот на куски, телевизор разбит. Дверцы пристенного столика, на котором тот стоял, выломаны. Шторы сорваны с карниза. Пол усыпан осколками стекла. Персефона вдруг заметила какой-то дрожащий клубочек на диване – это была Опал, собачка Гармонии. Богиня взяла ее на руки.
– Все в порядке, – успокаивала она, но и сама не верила в свои слова. Персефона направилась в остальные комнаты.
– Сивилла! – позвала она. Обломки хрустели у нее под ногами, пока она шла по коридору. Магия собиралась у нее в руках – лихорадочная энергия, соответствовавшая ее состоянию. Она проверила ванную и увидела, что зеркало разбито, а туалетный столик покрыт пятнами крови. Ее взгляд метнулся к ванне, скрытой за шторкой для душа. Время будто замедлилось, когда она шагнула вперед, магия обжигала ей руку.
Персефона отдернула шторку, но ванна оказалась пустой – и чистой.
И все же, выйдя из ванной, она была напряжена до предела, двинувшись по коридору в сторону спальни Сивиллы. Дверь была приоткрыта. Богиня пнула ее, чтобы распахнуть чуть шире, и обнаружила, что та разбита. Но Сивиллы там не было.
Тогда ей на ум вдруг пришли слова псевдооракула:
Бен.
Персефона призвала Зофи и передала ей Опал, а потом перенеслась в «Четыре оливы» – ресторан, где работал Бен и где он познакомился с Сивиллой. Когда она появилась там и принялась осматривать толпу, посетители кафе вокруг заохали. Смертные повытаскивали телефоны, чтобы сфотографировать ее или снять видео.
– Нет, – приказала она, отправив волну магии по всему залу.
На их устройствах вдруг проклюнулась молодая поросль. Некоторые смертные в шоке выронили свои телефоны, остальные же завопили:
– Она богиня!
– Так это все правда!
Не обращая на них внимания, она продолжила искать Бена, который как раз вышел с кухни с подносом, полным еды. При виде нее он замер на месте, его голубые глаза округлились. Он уронил поднос и резко развернулся в попытке вернуться на кухню, но вместо этого рухнул на пол – его лодыжки уже были оплетены тонкими корнями, проросшими из пола.
Персефона двинулась к нему. С каждым шагом она чувствовала, как растет ее гнев – и сила.
– Где она? – спросила Персефона. Когда она оказалась перед ним, он пытался высвободиться – его пальцы кровоточили, оцарапанные щепками. – Где Сивилла?
– Я… я не знаю.
– Она пропала. Ее дом в обломках, а ты, похоже, ее преследовал. Что ты сделал?
– Ничего, клянусь!
Ее магия забурлила, и стебли, что оплели его лодыжки, уже добрались до запястий и обвили шею.
– Скажи мне правду! Ты похитил ее, чтобы доказать свое пророчество?
– Я бы никогда так не поступил! Я передал тебе слова, что услышал. Клянусь своей жизнью.
– Тогда хорошо, что я держу ее в своих руках, – сказала Персефона, и стебли сжали его шею. Глаза Бена выпучились, на лбу проступили вены. – Кто послал тебе эти слова? Кто твой бог?
– Д-деметра, – прохрипел он, едва способный произносить слова, его лицо стало фиолетовым.
– Деметра? – повторила Персефона и тут же отпустила горло смертного. Бен сделал резкий вдох и упал на бок. Слезы покатились у него по лицу, руки и ноги по-прежнему были связаны.
– Ты знал, кто я, – произнесла Персефона.
У Бена была причина прицепиться к Сивилле. Ведь Сивилла была близка к
Эти слова произнес Аид – испытав страх, когда об их отношениях стало известно публике. Персефона никогда не думала, что эти слова окажутся правдой.
– Расскажи мне все! – потребовала Персефона.
Бен попытался сбежать, но его удерживали на месте ее лозы.
– Мне нечего рассказывать! Я передал тебе пророчество!
– Ты
– Я только передавал слова, – закричал он. – Это твоя мать угрожала Сивилле, а не я!
Уставившись на мужчину, она заметила под ним лужу. Смертный обмочился, но не его страх убедил ее, что он говорит правду. Она поняла, он действительно верил, что являлся оракулом, – не осознавая, что на самом деле являлся лишь орудием ее матери.
– Знай, смертный, если с Сивиллой что-то случится, я лично встречу тебя у врат подземного царства и сопровожу в Тартар.
Его наказание будет жестоким – с отрыванием конечностей.
Персефона встала. Ее гнев утихал, превращаясь в нечто более похожее на горе: что, если ей не удастся найти Сивиллу? Бен был ее единственной зацепкой. Потом ее взгляд переместился на остальных смертных в кафе, и она увидела, что некоторые из них с ненавистью смотрят на нее, в то время как остальные уставились в телевизор, где показывались срочные новости.