Доктор Кирш, возможно, не мог похвастаться ясностью и точностью римского юриста, но я понял основную суть его речи. Немного невнимательности – и вместо ценных показаний обвиняемой я получу свисающее с верёвки мёртвое тело. Инквизиторы во многих случаях пытаются убедить подсудимых добрым словом, а не лезвием или огнём, но в этом случае я мог бы с тем же успехом разговаривать со стеной. Поэтому я задумался над применением некоторых методов, которые можно назвать раздражающими, но лишёнными элемента физического страдания. К таким способам принадлежало, например, притапливание, так как умелый допросчик мог ловко довести допрашиваемого до панического страха удушья. Также можно было обильно накормить обвиняемого солёной рыбой, а потом на долгое время оставить без воды, можно было засунуть его в клетку, где у него не будет возможности выпрямить спину, можно было запереть его в гроб, наполненный насекомыми, и удерживать беззащитного в пугающей темноте. Все эти способы я мог применить, но все они несли с собой опасность смерти столь слабого человека как Грольшиха. Ну, может, кроме лишения воды, хотя я допускал, что упорство этого существа настолько велико, что она скорее мне назло сдохла бы от жажды, чем признала свою вину. Но ведь у неё был сын, так что ей должно было быть ради кого жить...
Сын, повторил я мысленно. Конечно же: сын!
– Эй, ты, поломанный, – позвал я стражника, с которым мне недавно пришлось обсудить вопросы серьёзного отношения к моим словам.
Он быстро примчался к столу и вытянулся по стойке «смирно», вытаращив при этом глаза. Могут ли глаза быть вытаращены исполнительно? Понятия не имею, но его были.
– Мигом сбегаешь к дому ведьмы и приведёшь её сына. Понял? И не ошибись! Это должен быть маленький Грольш, а не первый попавшийся сопляк с улицы.
– Так точно, мастер инквизитор! Будет сделано, мастер инквизитор! – Он рысью бросился к двери.
– Правильно ли я понял ваши намерения, мастер? – Медик наклонился ко мне и заговорил шёпотом. У него было обеспокоенное лицо. – Если я правильно понял отданный вами приказ, чтобы добыть показания матери вы собираетесь пытать на её глазах невинного ребёнка?
Я доброжелательно улыбнулся, потому что доктор Кирш проявил необыкновенную для своей профессии нежность чувств. Но это только хорошо о нём свидетельствовало.
– Дорогой доктор, – мягко ответил я, – я, может, и не являюсь человеком, который с отчаянными рыданиями наклоняется над каждым сломанным стеблем травы, но я не привык издеваться над невинными детьми. Только, видите ли... она об этом не знает, не так ли?
Доктор Кирш нахмурился, а потом улыбнулся, обнажив до самых дёсен широкие зубы. Они выглядели в точности как жёлтые лопаты, с которых не стряхнули остатки земли.
– Ох, в хитрости вам не сможет отказать даже тот, кто неведомо как сильно вас ненавидит. Если бы вы состязались с Улиссом, то этот грек, без сомненья, остался бы без штанов, жалобно оплакивая тот миг, когда ввязался с вами в конкуренцию на поле, на котором не был в состоянии обогнать вас и на шаг, хотя и всеми силами старался.
– Это всё опыт, – ответил я шутливым тоном.
– Но вы обещаете мне, что с ребёнком ничего не случится? – Добавил он, всё ещё обеспокоенно. – Потому что, при всём уважении к вам и преславному учреждению, которое может похвастаться, что такой успешный инквизитор служит в его рядах, то в подобном деле я, с вашего извинения, участвовать не смогу. – Он развёл руки и опустил глаза. – Многолетняя практика наглядно утвердила меня в скромном мнении, что я обладаю слишком слабой психической конституцией, чтобы пережить столь радикальный опыт без вреда для здоровья.
– Охотно вам это обещаю. Не волнуйтесь. Мы только напугаем эту бабу, и не пройдёт и нескольких дней, как ребёнок будет смеяться над устроенным здесь театром.
– Конечно, так и будет, так и будет, – с пылом поддакнул медик.
Потом нам пришлось ждать возвращения охранника, который, я надеялся, успешно завершит миссию по поиску маленького Грольша. Тем временем я приказал подставить Марии стул, и она сидела на нём, прямая, как палка, и неподвижная, словно статуя. Она даже не смотрела в нашу сторону, а снова уставилась бездумным взглядом в одну точку на стене.
– Что за достойное сожаления упорство, пробуждающее не только богобоязненную злость, но и, честно говоря, пугливое дрожание сердца в душе каждого христианина, исходит от этого создания, – зашептал мне доктор Кирш.
– Эта женщина в борьбе со мной сделала оружие из своей слабости, – ответил я через некоторое время. – Надо признать, хитро придумано...