Прикосновение зла

– Мечтаю о бане! – Искренне воскликнул я, ибо мысль о горячей воде после нескольких дней поездки была более чем приятна.

– Может, даже найдётся кто-то, кто вас хорошенько попарит. – Она лучезарно улыбнулась, и я не сомневался, кого она имеет в виду.

– Это никогда не повредит утомлённому страннику. – Я ответил улыбкой.

Мы вошли сначала в сени, а потом в большую светлую комнату. Полы в ней были застелены коврами, узорчатые ковры висели и на стенах. У меня нет намётанного глаза в оценивании материальных благ и определении стоимости предметов, но эти ковры казались дорогими.

– Вам нравятся ванны, господин? Я знала доктора, который говорил, что вода – это смерть. И что христианам достаточно единственной ванны в жизни – крещения.

Я рассмеялся, поскольку я и сам сталкивался с подобными теориями, и, насколько я знал, они вовсе не были редкостью. Ну, впрочем, достаточно было на улицах любого города понюхать сограждан, чтобы убедиться, что забота о гигиене не является занятием, которому они посвящали бы чрезмерно много времени и внимания. Конечно, не все жители нашей Империи были вонючками, одетыми в никогда не стиранные лохмотья, изобилующие всеми видами паразитов. Наряду со старыми теориями, гласящими, что чистое тело должно затмить грязь души, я уже слышал новые, утверждающие, что чистая душа может жить только в чистом теле. И, хотя обе концепции я считал бессмысленными, но из практических соображений, безусловно, предпочитал вторую. Впрочем, у меня не было чрезмерных требований. Я лишь желал, чтобы мои соседи не смердели, словно вымазанные падалью, и я бы почувствовал разницу между раздеванием девушки и заплывом по сточной канаве. Вот такие скромные желания...

– Пусть себе болтают, что хотят. – Я махнул рукой. – Я знаю, что приятно, когда человек пахнет водой, солнцем и цветами, а не воняет, как дохлая собака. Но многим людям, которых я знаю, столь омерзительный запах вовсе не мешает.

– Сейчас вы воняете, как потная лошадь. – Она громко рассмеялась. – Но это ведь обычное дело, когда возвращаешься из поездки. Но ваша одежда довольно чистая, и по вашему дыханию я чувствую, что вы жуёте корень солодки...

– А вы жуёте мяту! – Парировал я.

– Если бы я захотела поцеловать вас, – она смело посмотрела мне в глаза, – то я хотела бы, чтобы вы запомнили этот поцелуй.

– Надеюсь, прекрасная госпожа, что это будет один из многих поцелуев, которые я запомню.

Я взял её тонкую руку.

– Ну-ну, лишь бы вам только не наскучило. – Фыркнула она, но не отняла руку, а, наоборот, слегка сжала мою.

Я хотел прижать девушку к себе, но она вывернулась, юрко, как ящерица.

– Кыш, кыш! – воскликнула она. – Сначала идите в баню. Потом мы поужинаем, а потом, может быть, я позволю вам, – её глаза заблестели, – показать мне, какой вы славный юноша.

Тем не менее, я не сразу добрался до бани, потому что в тот момент, когда я собирался выйти из комнаты, мы услышали стук в дверь. А потом в них появился Маленький Ясик. Сейчас, в ярко освещённом помещении, он выглядел ещё большее и ещё опаснее, чем в темноте. Можно было на самом деле подумать, что медведь-оборотень спустился с гор и застрял в людском обличии. Но разбойник стоял, опустив голову, а его сложенные на коленях пальцы были стиснуты так сильно, и он так громко ими хрустел, что я подумал, что он точно через минуту их себе переломает.

Дорота села в кресло и долго смотрела на прибывшего мужчину. Чем дольше длился этот молчаливый осмотр, тем больше разбойник нервничал. Он ссутулился, покраснел и вздыхал как кузнечные мехи.

– Знаешь, Ясик, о чём я хочу с тобой поговорить? – Хозяйка наконец сжалилась над его мучениями.

Широкоплечий разбойник тревожно поморщился.

– Не знаю, матушка, – сказал он жалобно, и не нужно было быть гением, чтобы догадаться, что он нагло врёт.

– А мою Касю, наверное, знаешь, а?

– Касю? – Мужчина явно старался придать своему грубому лицу удивлённое выражение.

– Да. Касю. Видимо, ты много ей наобещал, чтобы она пошла с тобой на сеновал...

– На сеновал? – Разбойник так широко открыл глаза, что я мог бы присягнуть, что сейчас он поклянётся всем святым, что не знает, что такое сеновал и для чего он нужен.

– Ты её обрюхатил, Ясик. Девушка плачет ночи напролёт. Аж сердце кровью обливается, когда её слышу.

– Вас это печалит, матушка? – Я бы поклялся, что на лице разбойника отразился ужас.

– А кого бы это не опечалило!? – Она посмотрела на него со злостью. – Такая хорошая девочка. И уберёт. И приготовит. Весёлая. Работящая. А бёдра такие широкие, что будет тебе что ни год детей рожать.

Жалость брала, когда я смотрел на Маленького Ясика и на его физиономию. Я был уверен, что мысль о появлении каждый год новых детей вызывала в нём глубокий страх.

– Матушка, дорогая, я выпил лишнего, и, так уж сложилось с вашей Каськой, что мы, может, и побарахтались на сене, но ни я ничего ей не обещал, ни она мне...

– Ясик! – Резко прервала она его. – Ты мог бы держать свою палку в штанах, а теперь, когда бедняжка потеряла девичью честь...

– Что-что? – Ясик так удивился, что, не колеблясь, прервал хозяйку на полуслове.