Прикованная

– Ты должен быть стойким, мой сын, – твердила она, когда он захлёбывался рыданиями, – попробуй снова, милый.

– Господи…

Файл за файлом я смотрела за тем, как обычного ребёнка превращали в монстра.

– Ты моё отражение, Володя, – они сидели на диване, мальчику было лет шесть, – ты мой лучик, а я твоё солнце, – она расстёгивала кофту, – да-да, погладь, потрогай, чтобы было молочко.

Меня мутило. Их руки были связаны. Красной верёвкой, не плотно, где-то длиной в метр.

На следующих кадрах они перемещались по дому вместе, он был её тенью – спали вместе, ели, играли, читали, мылись и ходили в туалет – никакого личного пространства, никакого разделения.

Голова наполнялась звоном. Новые и новые папки, километры… тонны…

Я ткнула на последнюю – та же женщина, уже чуть постаревшая, и парень лет за двадцать, уже очень похожий на нынешнего Владимира.

Их руки связаны алой лентой, она сидит на стуле, а он расчёсывает её длинные волосы тем же гребнем, которым чесал меня.

– Медленнее, – тихо говорит она, – нежнее. Ты сейчас думаешь не обо мне.

– Прости, мамочка, – спохватывается он, и гребешок замедляется.

Кадр меняется – она сидит на диване с обнажённой грудью, исхудавшей и немного обвисшей, его голова у неё на коленях. Вряд ли в этой груди ещё есть молоко, но он бережно прикладывается к соску, она откидывает голову и прикрывает глаза в наслаждении: «Мы всегда будем рядом, мы всегда будем вместе, мой дорогой. Наша связь нерушима. И если моё тело умрёт, я вернусь к тебе. Знай, я обязательно вернусь к тебе в другом теле. Ты просто должен меня найти и сделать так, чтобы я тебя узнала».

Он открывает глаза, в которых стоят слёзы, отрывается от её соска:

– Я всегда буду с тобой, мамочка, ты только меня люби.

– Я люблю тебя, сыночек, – восторженным голосом говорит она, гладит его по щеке, по шее, по животу, спускается ниже…

У меня рябит в глазах, и тошнота подкатывает к горлу – я выскакиваю на улицу, захлёбываясь горькой рвотой.

Г-господи помилуй… Боже…

Я не стала дальше смотреть. Не знаю, чем закончилось, и знать не хочу. Со мной… со мной он никогда не переходил эту черту.

И сейчас… Отплевавшись и отдышавшись, я прислоняюсь к стене, совершенно обессилев. Меня всё ещё мелко потряхивает. Тело сковывает вязкой ленью, ночная мгла крутится перед глазами, постепенно замедляясь, я вижу перед собой жухлую траву и чувствую, что совершенно замёрзла.