Прима

Мое отступление водник воспринял совершенно верно: улыбнулся до ушей.

— Неделя, принцесса, всего одна неделя — и мне уже будет восемнадцать. Тогда ты будешь меньше возмущаться при моем появлении?

— Разумеется, нет.

Можно подумать, его возраст хоть что-то изменит.

— Я не отступлюсь, — предупредил меня парень, хитро сверкая глазами.

Мне и не нужно, чтобы он отступался. Следует узнать, что он задумал, узнать все его мотивы. Поэтому нужно дать ему небольшой стимул дальше продолжать борьбу. Маленький, совсем крохотный, чтобы не пропал охотничий азарт.

— Даже и не сомневаюсь. А теперь мне нужно к себе. Ты меня проводишь.

Фрэнк, кажется, решил, что раунд остался за ним и взял меня под руку. Вот же же самоуверенный сопляк. Или тот, кто умело изображает самоуверенного сопляка.

Глава 12

Когда молчание уже понемногу начало тяготить, Фрэнк спросил:

— Ты не скучаешь по своей семье?

Признаться, я ожидала чего угодно, вплоть до того, что сейчас мне снова начнут рассказывать про великие светлые чувства, однако такой интерес меня изрядно удивил. Причем у меня возникло ощущение, что водник и так знает ответ.

— С чего вдруг тебя это озаботило? — поморщилась я.

Всегда не любила, когда мне лезли в душу.

— Ты одна в чужой стране… И явно плохо сходишься с людьми, — отозвался Фрэнк. — Слишком много времени для размышлений и одиночества.

Я с возмущением вскинулась.

— Да весь курс готов мне тапочки в зубах носить!

Парень тяжело и укоризненно вздохнул.

— О да, мужчины от тебя без ума. Кого не привлекает красота и богатство, того привлечет вызов. Лестер ведь увяз именно из-за вызова, верно? Но что-то подсказывает мне, ты вряд ли станешь вести с ними задушевные беседы.

Я была просто обязана разозлиться на самоуверенного паразита, поставить его на место, заявить ему, насколько он не прав. Проблема заключалась в том, что он не был не прав. Друзей у меня здесь так и не появилось, да и раньше я не слишком охотно подпускала к себе людей. Катарина Сфорца должна царить, а не пускать в душу. Разве нет?

— И из этого ты сделал вывод, будто мне одиноко? — с горькой иронией уточнила я и по-кошачьи возмущенно фыркнула.

— Именно, — подтвердил Фрэнк. — Тебе одиноко. И наверняка ты не раз думала о том, чтобы вернуться домой.

Думать-то думала, но, скорее, потому что жить очень хотелось. Пусть родителей я вспоминал очень часто. И даже мерзавку Бьянку.

— Я не вернусь домой без диплома, — решила я позволить себе откровенность. — Или вообще не вернусь. С меня хватит.

Водник дал мне пару минут передышки, а потом продолжить расспросы.

— И чем же тебе так не угодили твои родные, что ты даже решила сбежать от них в другую страну?

Пожала плечами.

— Все банально. На меня давили с замужеством. И Бьянка… Эта маленькая лицемерка, она всегда выставляла меня в черном свете перед родителями. Постоянные ссоры, недопонимание. На расстоянии отношения всегда улучшаются.

Я поежилась от холода, и тут же малолетний наглец меня обнял. Это уже никуда не годилось.

— Ты что себе позволяешь?!

Вырваться сразу не удалось.

— Ты замерзла, — невозмутимо сказал Фрэнк.

Как будто стала героиней дурацкой романтической комедии из тех, что так любила сестрица.

— Это не повод!

— Это как раз прекрасный повод. Я, между прочим, прочим, тоже замерз. И знаешь, подозреваю, что тебя несложно выставить в черном свете.

У меня дыхание перехватило от такого неописуемого, неимоверного хамства. Какое право он имеет меня осуждать?! Он ведь ничего не знает! Мне почти удалось ударить мальчишку, но тот каким-то чудом умудрился перехватить мои руки до того, как я его изувечила.

— Ты слишком импульсивна, принцесса. Резка на слова и поступки, чем наверняка не раз обижала своих родных. На твоем фоне легко выглядеть ангелом.

Каждое слово звучало как пощечина, обидная, унизительная…

— Бьянка лицемерит! Она врет постоянно! Говорит только то, что хотят услышать! Я не лгу!

Мальчишка с грустью смотрел мне в глаза.

— Правдивость… Почему-то считается, что правдивость — исключительно во благо. Но сколько раз ты ранила своей правдой, принцесса? И, может, твоя сестра и расчетлива, но такой ли это большой грех, если она при этом бережет чувства других?

Я потеряла дар речи, не зная, как именно смогу окоротить мальчишку, но язык словно примерз к небу. Мне приходилось порой именно так трактовать творившееся в нашей семье. Изредка. А потом старательно гнала от себя такие мысли. Я просто не могла быть корнем всех бед для себя и близких. Проклятье! Мне даже не доводилось делать что-то плохое. Ну, не считая отказов неугодным поклонникам, но это священное право каждое женщины — сказать «нет», когда она считает это необходимым.

— Тебе стоит помириться с семьей, — мягко произнес Фрэнк, не дождавшись террора с моей стороны. — И быть хотя бы немного менее бескомпромиссной.

Дожили. Теперь меня жизни учит семнадцатилетний сопляк без жизненного опыта, родословной и хоть какого-то положения в обществе. Просто восхитительно.

— Зачем? — процедила я, все-таки отступая от водника.

Так действительно стало гораздо холодней, но я сжала зубы. Пусть уж лучше так.