Погода стояла пасмурная, но температура воздуха все равно оставалась высокой. К такому тропическому климату трудно было привыкнуть.
— Погоди-ка, Вов, — опомнилась я. — Напомни, чем ранили Шумского? Кинжалом?
— Кинжал-то сувенирный, но лезвие оказалось довольно прочным, — ответил Кирьянов. — Хозяйская спальня вся в крови.
Я молчала, переваривая услышанное.
Ох, Вася, Вася. Словно судьба специально свела нас на пустынном перекрестке.
— Ты же помнишь его? — осторожно спросила я у Кирьянова.
— Помню, — помедлив, ответил он. — Не только на работе пересекались.
— Правда?
— Ты знала, что у него мать в Израиле живет?
— Нет, Вов, он не рассказывал.
— Значит, и о другом не рассказывал, — заключил Кирьянов.
Кирьянов посмотрел в сторону дома.
Двери были нараспашку. На крыльце стоял Егор Николаевич с молодым оперативником. Сторож что-то деловито объяснял ему на словах и при этом сильно жестикулировал. Опер внимательно слушал. В какой-то момент Егор Николаевич нервно провел ладонью по лбу и вытер ее о брюки.
— Вскоре после того, как ты уволилась, кое-что случилось, — начал Кирьянов. — У нас младшая дочка тогда заболела. Вроде бы обычная простуда, но прихватило не по-детски. А потом началось что-то непонятное. Слабость, бледность, сонливость. Отвели ее к врачу. Мало ли, витамины надо попить или что-то еще сделать. Ну и кровь сдали на всякий случай.
Он прервался, стал внимательно разглядывать пышный куст, растущий метрах в десяти от дома.
— Короче, поставили онкологию.
— Да ты что… — ахнула я. — И молчал?
— Молчал. Иногда рассказать кому-то просто не можешь. Не получается.
Я была знакома и с женой Кирьянова, и с его дочками. Вовка обожал всех троих и по возможности держал в курсе, делясь тем, что происходит в их веселой семейке. Но о том, что его младшая дочь больна раком, я услышала впервые. Ему до сих пор было трудно говорить об этом.
— Шок, конечно. Справились, признаюсь, с трудом, — тихо продолжил он, глядя себе под ноги. — В общем, кое-как взяли себя в руки и стали обследовать. Один врач, другой, третий. Все в один голос говорят, что рак крови, что нам надо в больницу, что сейчас есть современные методы лечения, а это уже свет в окошке. А я, знаешь, заметил, что не могу свести всё воедино. Как об стену горох. Вроде бы специалисты, умные вещи говорят, а выйдешь за порог — в голове нет конкретики. Нет какого-то итога, понимаешь? Что-то не сходится то тут, то там, а медики в один голос: «Отклонения незначительны, они возможны, но вероятность диагноза девяносто процентов». Девяносто, а не сто, слышишь? То есть дуло к виску приставили, а когда ждать выстрел, не сказали. Только вот не к моему виску, а моего ребенка.
Он глубоко вдохнул и медленно выдохнул. Рассказ давался ему тяжело, он старался не смотреть в глаза и делал вид, что очень интересуется окружающим миром и вообще говорит о каких-то скучных вещах.
— В результате решились на госпитализацию, тем более что дочка к тому времени уже чувствовала себя немного лучше, и мы решили воспользоваться моментом. Ну, знаешь, чтобы на руках ее не нести в приемный покой. Чтобы пошла своими ногами с боевым настроением. Жена тогда твердила, что все наладится, что не надо терять времени, что все выяснится. Играла перед ребенком роль, изображала силу и спокойствие. Все мы старались изображать. А по ночам сидели в интернете, читали форумы, статьи и запутывались еще больше. И понимали, что таких денег у нас нет и никогда не будет.
Назначили дату, подготовили дочку. Накануне я принес все заключения на работу, стал все заново пересматривать. Разложил их на столе, аж страшно стало от вида этого «архива». И тут Шумский на пороге. Заскочил перед тем, как уйти домой. Увидел меня и, как он потом объяснил, понял, что простым «до завтра» отделаться не сможет. Заметил на столе справки, заинтересовался, подошел. Я ему все и выложил. В таком отчаянии был, что вспоминать страшно. А он такой берет в руки результаты самого первого анализа крови и начинает рассматривать. Я тогда еще подумал: «Зачем ты это делаешь? Из вежливости?» А он мне: «Можно я эти справки с собой заберу? Есть знакомый врач, опытный. Может, что-то и подскажет, ведь лишнее мнение не помешает». Все справки я ему тут же и отдал. Не знаю почему, Тань. Он попросил — я отдал. Договорились, что принесет утром, они же в больнице нужны. А вечером звонок с его номера. На проводе какая-то женщина, немолодая. «Я, — говорит, — все посмотрела, и вот мое заключение: первый анализ был сделан неправильно. Пересдайте кровь в другой лаборатории плюс отдельно на такие-то показатели. Результаты указывают совсем не на онкологию, а на постинфекционную железодефицитную анемию. Что за придурки у вас там сидят? Лишь бы человека угробить. Но в больницу пусть ребенок все-таки ляжет, пусть его обследуют, но онкология вряд ли подтвердится. За всю мою практику такая ошибка встречалась не раз». И трубку положила.