Принц

Первое время Герда и опасалась Учителя, и наоборот — провоцировала его, подсознательно подталкивая к тому, чтобы он раскрыл свои скрытые планы относительно нее. За то время, что Герда жила на улице, питаясь на помойках и тем, что бросят ей сердобольные горожане, девушка привыкла к тому, что ничего в этом мире бесплатно не бывает. Если какой-то мужчина оказывает тебе внимание, дает денег, еду, кров, значит, он имеет на тебя какие-то планы. А какие могут быть планы на молодую, красивую девушку? Конечно, Учитель старик, наверное ему уже не до девушек, но…Герда слышала про стариков, не пропускающих ни одной юбки.

Не в возрасте дело. Старики бывают разные. Кстати — если бы Учитель сбрил белую бороду, которой зарос до самых ушей, побрил голову, убрав белые же кудри, определить его возраст было бы довольно-таки проблематично. В этом Герда убедилась, когда увидела его по пояс голым, в одних полотняных штанах — он обливался водой из колодца, в точности как Герда. Так вот его торс просто пугал. По телу Учителя можно было изучать анатомию — каждый мускул можно было разглядеть отдельно в этом свитом из стальных мышц теле! Какой там старик?! Это маска! Отрастил бороду, волосы, чуть сгорбился, и шагай себе, неуверенно переступая ногами. Вот и получился старик. А под маской — опасный, безжалостный, сильный зверь.

Герда в первое же утро пошла обливаться водой так, как ее учил Наставник — разделась донага, и обливалась, ежась от струй ледяной воды и тихонько повизгивая от «полноты чувств». А потом — так, голышом, занялась разминкой перед занятиями. И думала, что скажет и как поступит Учитель, который увидит ее в «натуральном» виде. И не выкажет ли он что-то, кроме своих учительских наставлений. Но он лишь похвалил ее, и только лишь заметил, что заниматься лучше в свободной одежде, потому что незачем царапать нежную девичью кожу во время кувырков по земле. А еще — нужно привыкать носить свободную одежду — она необходима в реальном бою, так как скрадывает контуры тела, и противнику труднее в тебя попасть. А кроме того, под свободной одеждой легче укрыть оружие. И третье — если одежда окрашена специальной краской, то размытую в пространстве фигуру в свободной одежде, теряющуюся в тенях, гораздо труднее заметить, чем если бы одежда облегала тело бойца.

Герда не заметила, чтобы старик проявлял к ней какой-то сексуальный интерес. Только отношения учителя и ученицы. И не могла понять — зачем она, убогая, сдалась этому самодостаточному, сильному человеку. Однажды вечером, когда они пили чай, сидя под навесом в саду у дома, девушка все-таки не выдержала и спросила Учителя — зачем она ему нужна? Зачем он ее учит, зачем участвует в ее судьбе? С какой целью держит ее здесь, тратя свое драгоценное время? Ответа она не ждала, но…старик ей ответил:

— Девочка моя…во-первых, как ты уже поняла — ты меня не интересуешь, как женщина. И не потому, что ты некрасива, или в тебе есть что-то такое, что отталкивает мужчин. Нет, наоборот! Ты очень, очень привлекательна, хотя возможно, что пока этого не осознаешь. Я даже слегка удивлен, что ты не оказалась в постели со своим Наставником в первые же недели знакомства. Не красней, не надо — это жизнь. А любовь учителя и ученицы — это просто-таки в ранге положенности. Ученицы нередко влюбляются в своих учителей. Особенно если те красивы и молоды. Как твой Наставник. Видимо он на самом деле очень хороший человек, который заботился о твоем здоровье, не хотел подвергать тебя излишнему…хмм…давлению. Теперь — почему я занялся твоей судьбой. Ты говоришь о моем «драгоценном времени»? Смешно…посмотри на меня, посмотри на мою жизнь. Куда, на что уходит мое «драгоценное время»? На то, чтобы почесать животик коту. На цветы, которые я выращиваю на моих клумбах. На огород, который я разбил только ради того, чтобы занять свое…хмм…«драгоценное» время. Мне скучно, понимаешь? Я видел все, и пресытился — и властью, и силой, и…женщинами. Мне ничего не хочется! Я живу по инерции — как камень, пущенный с высокой горы. Летит, летит…где успокоится? Где найдет свое место?

Старик помолчал, отпил из большой фарфоровой кружки, откинулся на спинку стула, замер:

— А еще…знаешь, я за свою жизнь совершил много такого, за что точно окажусь в Аду. У меня руки в крови не по локоть, а по самые пятки. Когда-то я считал, что все мной сделанное — единственно верно, и только так можно жить. Но прошли годы, и…лица, лица, лица…люди, которые стоят возле моей кровати и смотрят на меня, будто вопрошая: «За что?! Почему ты нас убил?!» И что я могу им ответить? Что я был молод, удал, и что это была моя работа?

Старик вздохнул, улыбнулся тонкими губами, и вдруг подмигнул Герде левым глазом: