Принц для сахарской розы

По вечерам я вместе с родителями стала посещать занятия французского, которые вел наш переводчик, а днем пыталась применить полученные знания, разговаривая с Фудзией и Венсаном.

Мы были бы не против подружиться еще с кем-нибудь, но почему-то нам это никак не удавалось.

Маму предупредили, что в магазин или на рынок одной лучше не ходить. Мол, открытые лица, руки, ноги европеек сильно смущают арабов. Пожилые стараются вести себя прилично, зато молодежь, особенно мальчишки, могут и нагрубить, и бросить камень.

Но разве мою маму можно испугать! Она любит ходить одна, и все тут! Правда, первый раз она отправилась в поход по магазинам с несколькими женщинами, надо же было узнать, что где находится. Мы хотели увязаться со взрослыми, но нам тут же нашлось дело – купить хлеба. Оказалось, хлеб принято покупать прямо в пекарне. То есть в стороне от рынка и самого большого магазина.

Мне уже изрядно надоела наша огороженная забором территория. Я сразу же согласилась. Юля, оказывается, уже покупала хлеб и знала, где находится пекарня. Правда, девочки предупредили меня о том, что если мы встретимся по дороге с арабскими детьми, то могут быть неприятности.

– Какие? – удивилась я. – Мы же просто идем в магазин и не собираемся ни с кем ссориться.

Наташа махнула рукой.

– Они дразнятся, – сообщила она.

– Ну и пусть, – беспечно ответила я, – и потом, мы же не одни, а с мамами.

– Вот увидишь, – пообещала Наташа.

Как бы там ни было, скоро мы большой толпой вышли за территорию: наши мамы, мы и наши мальчишки.

Идти надо было прямо по шоссе. Справа тянулся пустырь, слева – дома. В отличие от наших, они все были разные, большие и маленькие, за заборами из сетки или камня, бедные лачуги с облезлыми стенами и богатые виллы наподобие той, где жил Венсан. Я подумала: а вдруг увижу его по дороге? Но в поселке было пустынно. Мужчины работали, женщины сидели по домам, а дети в это время, наверное, были в школе.

Пустырь слева кончился. Мы миновали автовокзал, заправку и свернули на рынок: всего-навсего два ряда лавчонок, где продавали всякую всячину, а точнее, продавцы-мужчины изнывали от безделья у входов в свои магазинчики. Покупателей не было. При нашем появлении рынок оживился. Наши мамы выдали нам мелкие деньги и пакеты под хлеб, после чего они разбрелись по лавкам, а мы перешли дорогу и стали подниматься в гору мимо поселкового супермаркета, называемого «Эконома».

Пекарня нашлась за магазином. Мы вошли в крохотное помещение с прилавком и полками вдоль стены. Нас встретил молодой веселый продавец, он радостно нас приветствовал и, пока нагружал наши пакеты длинными золотыми батонами – багетами, разговаривал, расспрашивал, шутил. Правда, я почти ничего не поняла, но все равно улыбалась.

Расплатившись, мы вышли из магазинчика, настроение у всех было отличное, даже Наташа – вечная трусиха – перестала бояться. Мальчишки не выдержали, оторвали от своих батонов хрустящие куски и тут же начали их поедать.

Но не успели мы отойти на несколько шагов от пекарни, как заметили группу арабских мальчишек: они остановились неподалеку от нас и о чем-то громко заговорили, перебивая друг друга.

– Не обращайте внимания, – шепнула Наташа, подхватила меня под руку и потянула за собой.

Юля, подгоняя малышей, шла сзади. Я слышала, как арабы засмеялись, что-то крикнули нам вслед, потом засвистели.

– Ой, мамочки! – пискнула Наташа и побежала.

– Да стой ты! – крикнула я, догоняя ее. – Ничего они нам не сделают.

Но она так испугалась, что лицо ее стало бледным, так, что ее веснушки казались нарисованными.

– Не показывай, что тебе страшно, – сказала я, удерживая ее за руку.

– Камнями будут бросать, – всхлипнула Наташа.

– Вот еще! Пусть попробуют! – бесстрашно заявила Юля.

А Сережка сказал, что прикроет нас, потому что он – мужчина.

– Ладно уж, мужчина, – усмехнулась я, – лучше присмотри за малышами.

Мы благополучно миновали галдящих поселковых мальчишек, как вдруг на дорогу впереди нас упал камень.

Наташа взвизгнула, вырвалась и снова побежала. До рынка – рукой подать, а там наши мамы. Может быть, нам тоже надо было удрать поскорее, но я разозлилась и обернулась к обидчикам. Юля встала рядом, закрывая собой малышей, Сережка рвался вперед, но она его не пускала.

Я строго посмотрела на арабских мальчишек и спросила, подражая маме:

– В чем дело?!

Я знала, что они не понимают меня, но не могла же я молчать? Их было пятеро, самому старшему – лет пятнадцать, совсем взрослый парень. Все они глупо ухмылялись, тыкали в нашу сторону пальцами, что-то кричали, один из них снова наклонился, чтоб взять камень.

Помощь пришла неожиданно и сразу с трех сторон. Из магазинчика при пекарне выскочил продавец и набросился на мальчишек. От рынка бежала мама Наташи, грозно размахивая сумкой. И тут я увидела Венсана, он шел прямо к нам, но, заметив продавца и отступавших пацанов, растерянно остановился.