Принц Генри

– Спасибо, что рассказала.

Она чуть улыбается мне. Но когда я направляюсь к двери, она вдруг хватает меня за руку, сжимает холодные пальцы.

– Генри. Нельзя… Ты должен оставить мою сестру в покое. Нельзя с ней играть. Я знаю, она выглядит такой сильной, и она на самом деле сильная, во многом… но глубоко внутри она очень хрупкая. Сара – настоящая, понимаешь? Она хорошая, и… совсем не такая, как мы с тобой.

Пенелопа фон Титиботтум и я сделаны из одного теста. Мы дикие. У нас есть свои нужды. Мы знаем правила игры и знаем, как привлечь к себе внимание. Мы живем чужим вниманием, чужим обожанием. Ну в самом деле, посмотрите хоть на это гребаное шоу.

Мы абсолютно беспечны.

И что с того, если по дороге мы можем разбить пару сердец? Подумаешь. Такие уж мы есть.

Что однажды сказал мне брат? Мы не можем изменить свою суть.

– Да, – отвечаю я сестре Сары. – Она совсем не такая, как мы с тобой.

* * *

Руки у меня дрожат, когда я направляюсь в большой зал – к Фантастической Стене Смерти.

Кистень – первое, что я снимаю со стены. Ржавый, покрытый шипами шар на цепи. Делаю пробный взмах.

Да, сойдет.

Следом снимаю со стены боевой топор. К рукояти крепится ремень, чтобы можно было вешать за спину, а лезвие по-прежнему острое как бритва.

Далее – меч с украшенной самоцветами рукоятью. Он тяжелее, чем может показаться на первый взгляд. Делаю выпад и ярко представляю, как вонзаю клинок в живот противника и терпеливо наблюдаю, как желудочный сок вытекает из раны, растекается по телу, разъедая жизненно важные органы. Ужасная медленная смерть.

Идеально.

Тщательно выбрав еще четыре орудия смерти, поднимаюсь по ступеням на третий этаж, и каждый мой шаг сопровождается звяканьем. Когда я вхожу в комнату, Сара уже не спит – сидит на диванчике. Она уже успела переодеться ко сну и набросить мягкий белый халат, а голос ее чуть хрипловатый спросонья.

– Я проснулась, а тебя нет, – ее взгляд скользит по моим рукам и груди, по оружию. – Что ты делаешь?

– Ухожу.

Она хмурит брови.

– Куда… куда ты?

Когда я отвечаю, то с трудом узнаю собственный голос:

– Я найду твоего отца и убью. Жестоко. Ну и я подумал, невежливо будет не пригласить тебя отправиться со мной и посмотреть.

17

Генри

Она смотрит на меня очень характерным взглядом, который я теперь понимаю, который достигает самого сердца.

Эта нежная улыбка, сочувственное покачивание головой, словно она говорит мне: «Глупый, глупый мальчик».

– Генри, ты не можешь убить моего отца.

– О, еще как могу, – мой голос звучит низко, мрачно и полон жестокой уверенности. – Уж поверь, могу.

Сара тянется ко мне и берет меня за руку.

– Пенни тебе рассказала.

Стиснув зубы, киваю.

Я прокручиваю в голове наше общение с Сарой, все эпизоды, вспоминая теперь все ошибки и огрехи. Я когда-нибудь ее пугал? Был ли когда-нибудь чрезмерно груб? Вспоминаю ту ночь, когда порвал ее книгу, и все то, что сказал ей, и хочу стукнуть гребаным кистенем себя самого прямо по башке.

– Мне нужно было быть с тобой бережнее.

Она смотрит на меня невинными круглыми глазами.

– Ты со мной и так бережный.

Она забирает у меня меч и откладывает в сторону, потом снимает с моего плеча ремень боевого топора и кладет на стол. Понемногу она обезоруживает меня, и я позволяю ей, а потом она за руку отводит меня к дивану и садится.

– Генри, отца я больше не вспоминаю.

– Неправда. Каждый раз, когда ты «выпадаешь»… это ведь из-за него.

Облизнув нижнюю губу, она чуть хмурится, обдумывая, что собирается сказать.

– Когда ненавидишь кого-то, он становится неотъемлемой частью твоей жизни. Занимает место в твоих мыслях, день ото дня. Требует внимания и в каком-то смысле контролирует тебя. Что случилось со мной – то уже случилось. Никто этого уже не изменит, – ее голос становится тверже, решительнее. – Но больше ему ничего не достанется. Ни мгновения моего времени, ни толики моей энергии, ни единой моей мысли. Моя жизнь принадлежит мне, Генри… и это – хорошая жизнь, – она опускает взгляд, смотрит на наши соединенные руки. – Так что видишь, если ты убьешь его, ради меня, все это будет словно выкопано из глубокой могилы. Я оставила его в прошлом. И я хотела, чтобы там он и оставался.

Подношу ее руку к губам и целую. Мне приходится заставить себя быть нежным, потому что ярость все еще кипит во мне словно лава.

– Это несправедливо.

Сара улыбается с печалью.

– У вас были отец и мать, которые любили вас больше всего на свете. И у вас их забрали… слишком рано. Жизнь несправедлива, Генри. Несправедлива ко всем нам.

Нет, чтоб меня! Это ни хрена не успокаивает.

Я удерживаю ее лицо в своих ладонях.

– К тебе жизнь должна быть справедлива, – наклонившись к ней, целую ее в лоб, а потом поднимаюсь. – И если уж я не могу восстановить справедливость, то хотя бы могу воздать по заслугам. Око за око. Посмотрим, как ему понравится, когда я сломаю ему гребаную…