Принц и Нищин

— Да харош тебе, Андрюха. Не парь мозги.

— Чеввво?!

…Все началось с того, что Аскольд потребовал посетить самый что ни на есть крутой гей-клуб в городе. Когда ему заявили, что самый что ни на есть крутой и самый что ни на есть «отстой» для города, в котором московскую знаменитость угораздило запланировать концерт — это одно и то же, потому как клуб этот один на весь город и есть, Аскольд вознегодовал и закатил истерику. Конечно, ему не было никакого дела что для педерастов миллионного города открыт лишь один «голубой» клуб. Просто хотелось поскандалить. Душа лежала. Ну и поскандалил.

…Первоначально Сереже Воронцову даже доставляли удовольствие эти эпатажные, рассчитанные на восторженное внимание публики демарши московского гостя, потому как все это напоминало ему выходки оставшегося дома, во вновь обретенной квартире дедушки Воронцова, Алика Мыскина.

Но после того, как в том самом единственном ночном клубе города, специализировавшемся на гей-тусовках — «Голубое небо» — Аскольд приказал выставить всех посетителей, оставив только Романова и двух неизвестных Сергею молодых людей и девушку (все из шоу-балета при «звезде»), Воронцову стало нравиться гораздо меньше.

Последняя, то есть девушка, была оставлена, вероятно, по той причине, что ее внешность была откровенно «мальчиковая» и стилизована под «унисекс» — с короткой прической, непонятной одеждой и, можно сказать, произвольного пола.

Это происходило еще и потому, что на сцене опустевшего зала клуба появилось мужское танцевальное стрип-шоу. По понятным причинам не способное вызвать у него эстетического и прочего — упаси Боже! — удовольствия.

…Аскольд сидел за столиком, закинув на колени одному из молодых людей обе ноги, и вяло тянул что-то через трубочку. Лицо его все больше бледнело и приобретало какой-то пепельно-серый оттенок только что высохшей свежеоштукатуренной стены.

Сережа Воронцов знал, что еще в гостинице он понюхал кокаину, пренебрежительно назвав это «дернуть дорожку», и теперь медленно и верно доходил до умопомрачительной алкогольно-наркотической кондиции.

— А почему никто ничего не пьет? — вдруг рявкнул Аскольд так, что перекрыл плавный и мощный накат музыки, под которую на сцене извивались и сплетались три фактически обнаженных танцовщика. — Типа жабай, Андрюха, в одного… тоби можно… ты у нас эта, как ее… звязда. А потом мы тоби вывведем на экскурсию… «Фоторепортеры всех стран, сле-е-етайсь!!» называется.

— Андрей Львович… — начал было Фирсов, который явился в клуб только с минуты на минуту.

— Как-кой ищщо Льво…ввич? — завопил Аскольд, отшвырвая от себя бокал и в сердцах пиная добра молодца, на коленях которого покоились его ноги.

Сережа подумал: примерно таким тоном и.о. царя Иван Васильевич Бунша гневно реагировал на песню «К нам едет соба-а-ака крымский ца-а-арь! Со-ба-ка!»:

— Ка-а-акая такая собака? Не позволю о царях такие песни петь!

…Наделенный сочным пинком педерастичный хлопец на стуле откровенно не удержался и, взмахнув руками, вписался прямо в соседний столик; тот тоже не устоял перед скромным обаянием народного любимца (то есть Аскольда) и с грохотом опрокинулся.

— Пейте, ослы!!

— Ну хорошо, хорошо! — примирительно проговорил Романов, пристально глядя на Воронцова и стараясь не смотреть на Аскольда. — Не надо нервничать, Андрюша. Я выпью… только я наполовину казах, мне за вами, русскими — не угнаться.

— Какой там еще… русский? — заорал Аскольд. — Ты хоть знаешь, что мой дядюшка недавно пожертвовал московской синагоге сто тысяч долларов?!

— А кто твой дядя? — спросил Сережа. Дядюшка, так запросто жертвовавший синагоге сто тысяч долларов, его впечатлил.

Аскольд не ответил, потому что в этот момент подошел стильный, коротко стриженный служитель, который по требованию богатого и знаменитого клиента обрядившийся в узкие кожаные брюки и почему-то майку экстремальной финской группы «Impaled Nazarene», и принес несколько бутылок разнообразных — самых дорогих, какие он только мог найти — напитков. И услужливо разлил по бокалам.

— До конца наливай, мудила! — гаркнул Андрюша, швыряя пепельницей в пытающегося подняться из-под столика молодого человека, так незаслуженно обиженного им минуту назад. — Всем, чтоб им жопы на флаг Соединенного королевства!.. Как говорится, пей пивво! Ешь мяссо!

Что-то у Аскольда и проституток из «Золотых ворот» одинаковый репертуар, подумал Сергей.

…Через полтора часа все встало на свои места: Аскольд и Сергей, интенсивно вживающийся в роль, сидели едва в обнимку у самой сцены, презрительно глядя на все еще танцующих на ней парней и попеременно кидаясь в них то пустым стаканом, то вилкой, то столовым прибором, то левым ботинком переусердствовавшего со спиртными напитками молодого человека со смешным прозвищем Гриль.

— У невво фамилия… еще более идиотская, — пояснил Сергею Аскольд. — Знаешь… какая?

— К-какая? — с трудом выговорил Сережа, который нажирался уже второй день подряд.

— Курицын… Курицын его фамилия. А с тех пор, как он переборщил в пиротехникой и сжег себе на жопе штаны, он стал Курицын-Жареный… что и составляет Гриля.