…Два автомобиля с бойцами карательного разведотряда ехали по узкой дороге, проходящей через горное ущелье. Где-то там, буквально в сотне метров от них, могли таиться вооруженные до зубов и снабженные инфракрасными прицелами чеченцы, и потому водители крутили баранки с лихорадочной поспешностью, стараясь ехать на максимальной скорости, несмотря на то, что это было чревато падением в какую-нибудь котловину или расщелину.
И вот — в точке трассы, на которой, по мнению водил, вероятность встречи с кровожадными горцами достигает своего апогея — сидящий рядом с водителем головной машины худощавый подполковник сказал:
— Останови здесь.
Тот, казалось бы, просто не воспринял этих слов подполковника — настолько, по его мнению, они противоречили элементарному здравому смыслу.
— Останови здесь, — повторил подполковник, не повышая голоса.
Водитель, стремительно хренея, повернул к тому бледное лицо с расширенными глазами и быстро выговорил:
— Но, товарищ подполковник, здесь же могут…
— Да, могут пристрелить, но если ты не остановишь, то я сам тебя пристрелю, — спокойно произнес тот. — Вот здесь, у этого большого камня.
Помертвевший водитель покорно выполнил распоряжение командира спецназовцев, и из остановившихся машин начали мягко, пружинисто и бесшумно выпрыгивать люди.
Один за другим они исчезали во тьме, а когда растаял последний, подполковник подозвал к себе обоих водителей и сказал:
— Я сожалею, ребята. На вашем месте я бы сейчас застрелился. Через несколько минут здесь или в ином другом месте трассы будут боевики. Смерть лучше плена.
Те онемели. Подполковник передал одному из шоферов пистолет Макарова и повернулся к ним спиной, но тут водитель головной машины, первый обретший дар речи, задыхаясь, заговорил:
— Возьмите нас с собой, товарищ подполковник! Мы не можем оставаться… чтобы…
— Это исключено, — жестко прервал его руководитель группы. — У вас нет необходимой подготовки. Вы сорвете задание. О ваших семьях позаботятся. Это я могу гарантировать. Все.
И он исчез во тьме прежде, чем те успели что-либо возразить…
Это был карательный набег на чеченский аул — родное село одного из наиболее влиятельных полевых командиров. Отряд прошел сквозь скалы тихо, как пантера в черных ночных зарослях джунглей подбирается к своей спящей жертве. Удар был неожиданным и мгновенным — и уже спустя десять минут только зарево пожарища было на месте полностью уничтоженного горного поселка.
Помимо собственно жителей, в ауле, как и ожидали, оказалось около двух десятков боевиков. Правда, преимущественно они были ранены и пришли зализывать раны в родной аул, но раненый зверь еще опаснее здорового. Они начали отстреливаться, и пулями был убит один боец карательного отряда и ранен второй.
Этим вторым оказался Сережа Воронцов.
Рана была нетяжелой, пуля прострелила голень и ушла навылет, но после этого Сергей потерял способность самостоятельно передвигаться. По крайней мере, передвигаться с необходимой для отхода скоростью. Если бы отряд двигался с той скоростью, с какой это было возможно при транспортировке раненого, то спецназовцы совершенно определенно не успевали выйти к точке, на которой их должен был ждать вертолет. И тогда — конец. Поставили бы на них крест или предприняли какие-то попытки к поиску, все равно — живыми им уже не вернуться.
И тогда подполковник Котляров, командир группы, тот самый, что советовал шоферам застрелиться, принял единственно возможное в этой ситуации решение: избавиться от обузы. Действительно, не может же из-за одного человека погибнуть весь отряд! Он прямым текстом уведомил о своем решении Воронцова, и тот без колебаний согласился с тем, что это единственно возможный выход из положения. Но на глазах его выступили слезы, и в свете щербатой луны не один Котляров увидел их. Их увидел и Мыскин. Он бросился к Котлярову и, перехватив руку подполковника с пистолетом, уже поднявшимся на обессиленно прислонившегося к камню Сережи Воронцова, быстро-быстро заговорил:
— Товарищ подполковник, разрешите помогать Воронцову идти! Если мы отстанем больше чем на пятьдесят метров, стреляйте!
Полковник сурово взглянул на Алика и быстро кивнул: добро.
— Но только помни, — тихо прибавил он, — пятьдесят метров. Ты сам сказал: пятьдесят метров!
— И я, — негромко произнес сорокалетний майор, — я помогу.
— Пятьдесят метров, — повторил Котляров.
И потом началось безумие.