Принц инкогнито

Была ночь. Я прокрался к компьютеру. Повернул экран боком, чтобы, даже если бы ты среди ночи проснулась и вышла в коридор, не заметила под моей дверью щёлочку света. Левую руку с компьютерной мышью обмотал толстой кофтой, чтобы не слышно было, как щёлкает клавиша. Мне нравились два диагноза, я не знал, на котором остановиться.

Чрезвычайно заманчиво звучал «синдром Аспергера», мужественно и звонко. У «аспергеров» был нарушен контакт с внешним миром, в точности как у меня. Мы, аспергеры, двигались неуклюже, для нас затруднительны были физическая активность и спорт. За это мы подвергались насмешкам и остракизму. Всё правильно. «Типичные» (снисходительная ухмылка) — типичные дети даже не подозревали, до какой степени ярок и сложен наш внутренний мир, среди нас в тысячи раз чаще рождаются гении… Всё подходило!..

…Если бы не аутизм. Аутизм обладал сокрушительным козырем. Аутичный ребёнок казался отрешённым, не реагировал на внешний мир и — внимание! — скользил «невидящим взглядом по окружающим его предметам и лицам». Этот «невидящий взгляд» меня покорил.

В шестом часу где-то в соседнем подъезде защёлкало (у нас были верёвочные выключатели, этот птичий звук был слышен, кажется, через все этажи), загудела вода в кране, хлопнула дверь. Я выключил компьютер, прокрался в постель, но раздеваться не стал, а залез под одеяло прямо в одежде. Встал на четвереньки — на локти и на колени. Уткнулся в подушку лбом. И заснул.

— Эт-то ещё что такое?! Вставай. Я сказала, вставай! Встал сейчас же!

А ну, посмотри на меня. Ты что ваньку валяешь? По-смо-три-на-ме-ня! Поверни сюда голову!

Ты совсем обалдел?! Я что, долго тут буду прыгать?!.

Ты не слышишь меня?

Покажи мне глаза… Что с тобой?

Боже мой, что с тобой?!.

Я чувствовал себя подонком — и ликовал. В эту минуту я собственной волей менял всю свою жизнь.

В поликлинике мне задавали вопросы, а я смотрел невидящим взглядом и не отвечал. Меня вывели из кабинета, оставили подождать в коридоре. Я видел в щёлочку что-то блестящее и, торжествуя, слышал нечто похожее на «аутизм». Тебя убеждали отправить меня на месяц в больницу, ты отказывалась наотрез. Сумасшедший дом был бы занятнейшим приключением — но и моя комната меня устраивала, если только не идти утром в школу, в постылый бассейн, во двор, больше не видеть людей, не разговаривать с ними: молчать.

Я прыгаю с головокружительной высоты — разумеется, ласточкой, только ласточкой, — и, описав идеальную траекторию, под углом девяносто градусов вхожу в воду. В бассейне я никогда не решался открыть глаза под водой, а здесь — ясно вижу тонущего человека: несколько могучих движений, и я, как дельфин, подхватываю его и выталкиваю на поверхность!

Я меньше ростом. Я сильный, ловкий, упругий. Я акробат. Я умею стрелять. Исключительно метко. Фехтую. Умею драться. Не просто драться, а джиу-джитсу, как молния. Мои глаза мечут молнии. Я Гарсия.

Я перестал ходить в школу. Дремал, просыпался обычно в сумерках. Быстро толстел.

Не вставая с постели, включал компьютер. Читал про Гарсия: танцоров Гарсия, боксёров Гарсия, певцов, футболистов, писателей, королей, голливудских актёров… Жаль, я не знал испанского языка. И не знаю. Мог бы выучить за одиннадцать лет — а теперь уже что. Теперь поздно.

А как сладко было бы говорить на испанском… Ещё лучше — не на современном, а на испанском времён «Дон-Кихота», времён Золотого века… Как ты знаешь, это не просто красивое выражение, это термин — язык шестнадцатого и семнадцатого веков, когда правил Карл Пятый, король двадцати семи королевств, когда Испания была величайшей империей, когда из Южной Америки текло золото… Кстати, в Южной Америке самая употребительная фамилия… ну, какая, какая? Одиннадцать миллионов Гарсия. Целая армия!

…Или орден. Да, лучше орден. Самый могущественный в мире тайный орден гарсонов.

Я подтягивал под живот колени, оказывался в своей позе — на получетвереньках, вжимался лицом, лбом в подушку, зажмуривался — и в мерцающей черноте субмарины и гидростаты спускались на дно глубочайшей морской впадины (Марианской), где под одиннадцатитысячеметровой толщей сверкал подводный дворец из сапфирового стекла… Гранды, герцоги, маршалы и президенты рассаживались за столом, длинным, как взлётно-посадочная полоса, и только трон во главе стола пустовал: единственное, что доподлинно знали про главу ордена, — он, как и все его преданные сподвижники и соратники, носил фамилию Гарсия…

Видишь, меня тянуло к воде: океанские недра, потом исторические корабли, броненосцы, дредноуты… Частью нашего городского пейзажа — даже на ПВЗЩА, на 2-й Аккумуляторной улице — были чайки, они романтично качались в воздушных потоках, копались в помойках — но то были речные чайки, от нас до ближайшего моря (Балтийского) триста семьдесят километров, вживую я моря не видел… И не увижу.