Принц Лакронии

– Няня говорит, утро вечера мудренее, – начал он, ещё не понимая, что собирается сказать, – но у меня в голове снова такой сумбур – немногим лучше, чем вчера. Все эти дни мы куда-то или от кого-то неслись, чтобы в результате прибыть туда же, откуда сбежали. Иногда я будто нащупывал смысл происходящего, но тут же его терял. Я так не могу. Я привык ставить цели и достигать их. А теперь промежуточные цели ставит кто-то другой, а конечная цель мне вообще не сообщается. В чём она на самом деле? Помешать маме стать колдуньей? Дедушка мог и сам заблаговременно объявить ей свою волю, а я бы мог летать на ковре, сколько угодно – блюстителю бы в конце концов надоело за мной бегать… Вернуть корону? Но она даже нас с Лили не спасла от нападения блюстителя. Может, предполагалось, что я должен в результате как-то резко возмужать, помудреть за эти несколько дней? Но и этого не случилось. С каждым днём решимости всё меньше. И разумения тоже. Боюсь, как бы не пришлось силком вытаскивать меня из этой тёплой хижины.

– Как я тебя понимаю, – по-доброму усмехнулся Порф. – Но весь секрет в том, что Савиэль может действовать в нас лишь тогда, когда мы позволяем ему это делать. Для этого нужно признать свою ограниченность и довериться ему настолько, чтобы принять любую волю о себе.

– Первый шаг я сделал, – нахмурился Принц, – а второй – не успеваю. Нет во мне доверия. Не покидает ощущение, что меня используют…

– Патрис, – перебил его Порф, – я денно и нощно прошу Савиэля о том, чтобы он доверил мне хоть десятую часть того, что доверил тебе, а ты жалуешься.

– Вы просите, но вам не позволяет, – покачал головой Принц. – А меня никто даже не спрашивает. Почему так?

– Потому что ему виднее, что лучше для каждого из нас.

Принца не удовлетворил ответ.

– Вы знаете про повелителя боли? – он вытащил свой последний козырь.

– Да.

– Про него вы тоже скажите, что Савиэль не использует его, а что-то там ему доверяет?

– Что ты имеешь в виду? – не понял Порф.

– То, что он отправляет его к кому нужно, хотя тот рискует подвергнуться страшным мучениям или погибнуть, совершив добрый поступок.

– Ты ошибаешься, – спокойно ответил Порф, – он отправляется к тому, к кому подсказывает ему сердце.

– У него заморожено сердце! – возразил Принц.

– Полная заморозка продержалась недолго, – улыбнулся Порф. – А совсем без неё он бы не выдержал.

– И он не боится обещанной кары?

– Боится, но сострадание сильнее, – ответил Порф. – Он стал настоящим повелителем боли.

– Если колдун совершает добрый поступок, да ещё по велению сердца, он должен погибнуть, разве нет? – не мог поверить Принц.

– Он не колдун, – огорошил его Порф. – Главный колдун пытался поручить это дело колдунам, но им, как и ему, слишком претит избавлять кого-то либо от мучений, и тогда он выбрал человека. Наделил его способностью слышать боль и молниеносно перемещаться в пространстве.

– Но почему он сам не укажет ему, к кому отправиться?

– Наверное, не хочет рисковать, – предположил Порф.

– Неужели он не догадывается, что повелителем боли движет сострадание?

Порф пожал плечами.

– Главный колдун отлично слышит наши страсти, а вот сострадание ему так противно, что он предпочитает его совсем не замечать. А уж признать собственный просчёт ему вовсе не по силам. Ну и боль всё-таки не исчезает: колдуны пускают её в дело и порой небезуспешно.

Принц хмыкнул.

– Выходит, что Савиэль использует всех, включая главного колдуна.

– Для чего? – уточнил Порф.

– Для того, чтоб привлечь людей на свою сторону.

– А зачем ему привлекать людей на свою сторону?

– Не знаю, – ответил Принц: ему было куда привычней задавать вопросы, чем отвечать на них.

– А я знаю, – Порф пристально посмотрел ему в глаза. – Чтобы даровать им вечную жизнь в его любви. И ты уже не раз мог в этом убедиться. Но предпочитаешь слушать колдовские наветы про игры, использование и прочее.

Принц вдруг почувствовал, будто внутри рухнула воздвигнутая им самим стена. Какое из услышанных слов её разрушило – он понятия не имел. Да, он хочет и может верить в то, что говорит Порф. В то, во что верил дедушка и верит Лили. Впрочем, он всегда хотел, но почему-то не позволял себе. Он привык сомневаться во всём и всех, кроме себя. Это было тяжело, но казалось правильным, честным, ответственным. Отныне будет иначе. Принц неожиданно ощутил то самое доверие, которое минуту назад казалось ему недоступным.

Он скинул плед и решительно покинул хижину. Он вышел из неё другим человеком. За спиной будто выросли крылья. Принц глубоко вдыхал вкусный влажный воздух и с удовольствием ступал по согретой солнцем траве. Ничего не произошло, но всё изменилось.

Лили сидела в гамаке в своём прежнем, голубом платье. Она явно успела перепугаться, что Принц всё-таки улетел один. Он тепло ей улыбнулся. «Я теперь один из вас», – хотел сказать он ей, но сдержался и пошёл растолкать Риччи.

– Подъём, дружище, подъём, – ему захотелось обнять этого прохиндея и немедленно рассказать, как он ошибается насчёт белых магов.