К сожалению, между нами продолжаются ссоры. Он не понимает, что только я могу изменить его жизнь. Он не замечает художественного и социального прогресса, которые смог получить благодаря мне.
То, что люди заметили его существование, результат не только его живописи. Да, люди влюбляются в его удлиненные фигуры, но за этим стоит большая работа. Все научились любить его, потому что я
его люблю; это я их научила.Он не хочет этого понять. Куда его до сих пор приводили собственные решения? Он хочет лишь создавать, остальное его не касается; но вершин достигают не только с помощью искусства, но и путем убеждения.
Я выждала достаточно времени, прежде чем написать о нем в своем журнале. Он делал вид, что ничего не происходит, он ничего не спрашивал, не показывал, что ему это неприятно. Я писала о других художниках, о нем – нет. Друзья тоже удивлялись, что я не писала о Модильяни для The New Age. Я всегда отвечала одно и то же: нужно набраться терпения. Я написала о Пикассо, отзываясь о нем с изумлением. Амедео страдал молча. Я наблюдала за ним, когда он читал мою статью; дочитав, он со злостью швырнул журнал на пол.
Амедео ревнует меня к Пикассо; конечно, не в сексуальном плане – с эстетической точки зрения они просто несравнимы. Он ревнует к Пикассо, потому что я того уважаю и остальные любят Пабло.
Все признают, что я многое сделала для Амедео; прежде всего я улучшила условия его жизни. Он живет в моей квартире, при этом сохранил за собой и свою студию, но никогда не остается там ночевать. Теперь у него достаточно денег. Он регулярно питается.
Зборовский расположен к Амедео и обстоятельно заботится о нем. Леопольд отправил две его скульптуры в нью-йоркскую галерею современного искусства и несколько картин в парижскую галерею Жоржа Бернхайма.
Когда я увидела, что Амедео создал определенное количество картин, я написала о нем статью в The New Age. Я очень лестно о нем отозвалась, сказав, что никакой другой ныне живущий художник не изобразил на своих портретах такое количество представителей культурного сообщества, своих современников, среди которых Бранкузи, Сутин, Кислинг, Грис, Липшиц, Кокто, Сюрваж, Пикассо, Ривера, Гийом, Зборовский, Жакоб…
Однажды он заявил мне, что устал от страсти.
– И чего же ты хочешь?
– Я бы хотел более размеренных отношений, немного спокойствия. А ты – нет?
– Амедео, разве тебе нравится спокойствие?
– Я бы этого хотел. Еще я бы хотел давать и получать любовь.
– В страсти тоже есть место для любви.
– Но страсть не дает спокойствия.