Принц Модильяни

– Скажи мне правду. Ты действительно не пришел на свою выставку лишь потому, что пьянствовал с таким же олухом, как ты? Я не могу поверить, что ты настолько глуп.

– Мы говорили о важных вещах. А что было потом, я не помню. Я проснулся на скамейке утром, я был один. Диего уже ушел.

– Ты спал на улице?

– Да. Иногда это полезно. Я размышляю, воображаю, я многое вижу, когда я один.

– Ты идиот!

– И никто не называет меня идиотом, когда я один.

Беатрис начинает бить меня куда придется – по лицу, груди, рукам, которыми я прикрываюсь.

– Это была твоя выставка, придурок!

– Это была не моя выставка. Там были не только мои картины.

Пока она меня колотит, я смеюсь и кашляю, но ничего не чувствую, даже тревоги. Анестезия, это волшебное слово… Никакой боли. Алкоголь действует великолепно. То, что происходит между мной и Беатрис, мне безразлично, это сценарий, который мы отыгрываем на автомате. Наконец у нее иссякли силы.

– Ты мне противен. Противен! Признайся, ты был с какой-то шлюхой?

Я смеюсь: так и знал, что в результате все закончится сценой ревности.

– Нет, дорогая. Я не хожу к другим шлюхам.

– Ты был с Симоной Тиру?

– Я был с Диего.

– Ты с ней еще видишься?

– Нет.

– Значит, ты видишься с Кики?

– Нет, к сожалению, с тех пор как я с тобой, с ней я больше не вижусь. Однако ты подала мне хорошую идею. Мне не хватает доброты и развлечений.

Она не сдерживается и снова начинает меня бить, но это бесполезно; я смеюсь над ней, над собой, над всем тем, что с нами происходит. Я хватаю ее за руку и дергаю на себя, она падает мне на колени. Я пытаюсь поцеловать ее, но она сопротивляется.

– Иди сюда! Займемся любовью, как во время бомбардировок.

Она пытается высвободиться, но я ее удерживаю и запускаю руки ей под юбку.

– Ты разве не этого всегда хочешь? Доказать тебе, что я не был с другими женщинами? Займемся любовью два или три раза.

Я снова пытаюсь ее поцеловать, она меня отталкивает, я смеюсь и кашляю.

– Любовь моя, ты ревнуешь?

– Отпусти меня.

– Ничто так не подогревает желание, как ревность, правда? Особенно в нашем случае. Ты всегда это говорила, и видишь, я сейчас согласен с тобой.

– Я сказала тебе, оставь меня!

– Не уходи, раздевайся!

Она сопротивляется, мы боремся и оказываемся на ковре.

– Не трогай меня. Не смей меня трогать!

У меня нет сил долго бороться, я больше этого не хочу. Беатрис встает, я ползу на диван, а она выкрикивает мне вслед свои обычные обвинения:

– Я все для тебя сделала, но все бесполезно! Деньги, которые тебе платит Зборовский, ты тратишь на выпивку и опиум.

Она сказала «опиум»?

– Дорогая, ты знаешь все мои секреты! Значит, ты меня любишь.

– Твой дружок Морис Утрилло не умеет хранить ничьи секреты! Он тут же опозорит тебя, как только ты отвернешься! Он всем рассказал, что вы ходите в курильню. Ты все еще надеешься, что это секрет?

– Опиум – единственное, что помогает мне справиться с тревогой с тех пор, как я встречаюсь с тобой.

– Ты сам – причина всех твоих бед.

– Дорогая, каких бед? Ты бы ничего не заметила, даже если бы я сдох в постели рядом с тобой! Ты слишком увлечена собой.

– Было бы лучше, если б ты ушел на войну.

Эта фраза действительно очень забавна.

– Уже поздно, но ты, наконец, поняла.

– Почему ты не пришел на выставку?

– Я предпочел выпить с Риверой.

– Поначалу пить с тобой было интересно, меня это согревало, и мы занимались любовью. А теперь ты просто алкоголик! Пустой, как персонажи твоих картин, с пустыми глазами, такими же печальными, как твоя жизнь.

– Видишь? Когда ты хочешь, ты можешь понять мои картины, у тебя даже получилось объяснить их смысл.

– Ты думаешь, что достаточно вытянуть фигуры, чтобы сделать картины интересными? Они никому не интересны, ты – никому не интересен. Правда, единственная правда в том, что ты не пришел на выставку, потому что там было слишком много известных художников – и ты побоялся.

– Да, я боюсь всего, я боюсь любой вещи, особенно с тех пор, как я с тобой в отношениях. Я постоянно повторяю тебе это, но ты не понимаешь.

– И ты хочешь обвинить в своих страхах меня? Ты просто ничтожен…

– Ты даже не знаешь, что заставляет меня страдать, ты ничего обо мне не знаешь! Я не пришел на выставку, потому что не хотел стоять в углу, уничтоженный страхом из-за сравнения с другими художниками! Я не пришел, чтобы не заставлять других терпеть мой кашель, который не дает мне покоя! Я не пришел из-за ужаса быть непонятым!

– Трус!

– Я больше не буду пытаться объяснить тебе что-то… Это бесполезно.

– Знаешь что? Возьми мои портреты и сожги их. Уходи!

– Хорошо, я уйду. Но пока дай мне поспать.

– Нет, уходи сразу. Сейчас же.

Беатрис успокаивается. Она пристально смотрит на меня и начинает медленно говорить:

– Прежде чем порвать с тобой, я должна кое-что тебе сказать. Я была беременна. Я ждала ребенка, но потеряла его.

Я смотрю на нее и пытаюсь понять, говорит ли она правду. Я не уверен. Вранье Беатрис много раз вводило меня в заблуждение, а ее желание ранить меня временами толкало ее на невероятную ложь.

– Я сделала все, чтобы потерять его, потому что я не хочу от тебя ребенка.