Принц Модильяни

Я не заслуживаю таких взглядов и вопросов, полных подозрений. Моя дружба имеет ценность, которая не может быть поставлена под сомнение, и я не хочу думать, что ты, как и другие, все принимаешь как должное. Я любил тебя намного больше, чем ты сам.

Тебя нашли уснувшим пьяным на скамейке, под дождем, на холоде. Почему? Что толкает тебя бежать все быстрее навстречу смерти? Я не могу до такой степени предвидеть неприятности. Ты избегаешь разумных правил. Опиум, алкоголь, холод…

Пойми, я должен спасать и себя. Есть еще и моя жизнь, а не только твое отчаяние. Все будут смотреть на твое существование снисходительно, как на жертву злого рока и болезней. Я тоже претендую на свою долю снисходительности за то, что я собираюсь сделать. Я хочу, чтобы однажды мои действия и этот мой эгоистичный поступок тоже были поняты. Я принял решение, ни с кем не посоветовавшись, и тяжесть того, что я собираюсь сделать, ляжет только на меня. В результате все будут говорить: Зборовский – единственный, кто заработал. Неважно. Если моя совесть будет запятнана, мне хватит мужества и трезвости ума пережить это, даже если однажды я захочу плюнуть в свое отражение в зеркале.

Январь. 1920

Беспорядок…

Меня окружает полный беспорядок, и он – не творческий. Это обман, в который я всегда верил, но теперь я знаю, что это неправда. Порядок – вот что мне необходимо; но у меня его уже не будет. Раньше я им пренебрегал, избегал его. Я говорил, что порядок свойственен представителям буржуазии и людям, лишенным фантазии. Мы все так рассуждали. Но на самом деле, если есть порядок в сердце и голове – это спасает жизнь тебе и твоим близким. Порядок – наслаждение для разума, он успокаивает. Сильные эмоции, такие как бессилие от неудачи, страх, злость и страсть, вызваны хаосом и не приводят к наслаждению.

Сейчас я нахожусь в грязной квартире, в пыльной постели, в комнате стоят четыре шатающихся стула, стол, пустой сервант, никому не нужные мольберты и три картины. Всего лишь три картины, это портреты Лунии, Жанны и… я даже не помню имени этого человека.

Как его зовут? Кто он такой?

Он приходил сюда и позировал, но теперь у меня провалы в памяти, боль пронизывает кости черепа и глаза, поэтому я все забываю. Кто этот человек? Я не помню его имени. Я написал это лицо, но оно мне ни о чем не говорит.

Три портрета – Лунии, Жанны и… а где остальные? Где все мои картины? У меня их украли! Надо всем об этом рассказать, надо закричать.

– Где мои картины? У меня все забрали, воры!

На полу валяются только пустые бутылки из-под вина. Все унесли, даже вино, – наверное, его украли вместе с картинами…

Теперь неверный путь – единственное, что мне остается, уже поздно выбирать другой. Поэтому я хочу вина.

– Я хочу выпить! Где вино?

Мне отвечают только соседи, которые теперь меня ненавидят:

– Перестань! Дай поспать.

Они надеются, что я тут же перестану и не буду их беспокоить.

– Я хочу мое вино!

– Уйди отсюда.

– Куда же мне уйти? Вы разве не видите, что я раздет?

На мне только пальто, старое пальто Эмануэле. Старое пальто моего брата.

– Мой брат – социалист! Вы знаете это?

– Замолчи!

– Он борется за лучший мир.

Мне становится смешно… Лучшего мира – не существует. Есть только худший мир – настоящий!

– Хватит, итальянец.

Итальянец. Для них я всегда был бесполезным итальянцем, как это пальто моего брата, которое неспособно защитить меня от холода в доме. Итальянцем, которого не пускают в гостиницы. Итальянцем – и к тому же евреем.

– Почему у вас столько неприязни к евреям? Вы разве не знаете, что у евреев и христиан – единый Бог?

– Замолчи!

– Бесполезные идиоты, невежды, вы доверяетесь божеству, которого даже не знаете. Я, по крайней мере, доверяюсь вину. Где мое вино?