Принц Вильгельм I Оранский. В борьбе за независимость Нидерландов от Испанской короны

Деньги – вот чем был обусловлен порочный круг его проблем, потому что Штаты и города отказывались давать субсидии, без которых невозможно было поддерживать армию сильной, довольной и хорошо вооруженной. Потом, когда первая же атака противника уничтожила и без того пошатнувшуюся мораль войск, когда начались волнения и мятежи, когда страна взвыла от бесчинств солдатни и крестьяне взялись за оружие, чтобы защититься от нее, тогда Штаты и городские советы самодовольно заявили, что нет смысла субсидировать такие недостойные войска. Они обвиняли и поносили принца и по-прежнему придерживали поставки. В прошлом году вместе с французскими вспомогательными силами прибыл знаменитый Ла Ну, уже имевший репутацию отличного воина и вскоре ставший автором классического труда «Discours Politiques et Militaries» («Беседы о политике и войне»). Заняв место начальника штаба вместо Боссю, Ла Ну стремился вычистить гниль из полуразвалившейся армии, которая была единственной защитой Фландрии и Брабанта. Убежденный гугенот, известный своим современникам как Железная Рука, Ла Ну был спокоен, справедлив и дисциплинирован. Несмотря на то что в отсутствие денег он мало что мог сделать, чтобы остановить непрекращающиеся грабежи, он смог, по крайней мере, усилить контроль над войсками, избавиться от той «массы шлюх», на которых он жаловался Вильгельму, когда впервые оказался в его армии и увидел, что «дороги забиты пьяными, а в воздухе звенит эхо богохульств». Но вопрос денег был жизненно важным, а денег не было.

В июне 1579 года Вильгельм созвал городских советников Антверпена на срочное совещание. Парма уже почти три месяца стоял под стенами Маасрихта, и, если немедленно не отправить гарнизону серьезную помощь, он будет вынужден сдаться. Помощь означала войска, боеприпасы, оружие, транспорт, а это было невозможно без денег. Почти весь день Вильгельм убеждал их в жизненной необходимости займа, встречая в ответ ворчливые упреки в плохом состоянии армии и абсурдные предложения, что лучше было бы послать добровольческую городскую стражу. Никто не знал характера этих добровольцев лучше Вильгельма. Они могли прекрасно справиться с горсткой перепуганных придворных и безоружных священников кафедрального собора. Но вырвать Маастрихт из когтей Пармы… Он не стал говорить этого вслух. Закрыв лицо руками, он устало опустился в кресло, не в состоянии спорить дальше. «Делайте как хотите, – сказал он, – но не вините меня, когда Маастрихт падет». Десять дней спустя Маастрихт пал.

Потом его винили, не только за Маастрихт, но и за все остальное: за то, что он сделал, и за то, что не сделал. Но, по крайней мере, у него не было иллюзий. Вильгельм просто закрыл глаза и уши, чтобы не слышать, что о нем говорят. Кальвинисты говорили, что он брал взятки у католиков, католики – что у кальвинистов; что он тратил общественные деньги на свою семью; что он жертвовал Нидерландами исключительно в интересах Голландии; что он намеревался стать абсолютным правителем объединенной нации…

Став взрослым, Вильгельм научился бесстрастно и без обид относиться к быстрым изменениям народных пристрастий и мог писать о них с ироничным спокойствием. И все же он сохранял свою веру, потому что считал, что сможет создать из противоборствующих фракций единую нацию.

8

Постепенно буря улеглась. Парма не пошел дальше. Как и после Жамблу, Вильгельму снова удалось стабилизировать фронт и удерживать его на расстоянии от Брабанта и Фландрии. С учетом хаоса в финансах, мятежных настроений в армии, интриговавших с Пармой аристократов Юга, которые одновременно с этим шумно требовали от Штатов должностей, он едва ли мог сделать больше. Тем временем он мастерски проводил свою стратегию в Генеральных штатах, неделю за неделей отыгрывая позиции, которые потерял.

Пропаганда Пармы была очень убедительной, и в начале года испанцы заявили, что побили принца Оранского его же оружием. Используя ложь, прикрытую видимостью правды, Парма упорно настаивал, что, если бы не принц Оранский, король уже принес бы своим подданным мир. В этом определенно была доля правды, поскольку Вильгельм свел на нет «Вечный эдикт» и убедил Штаты порвать с доном Хуаном. Он сделал это, поскольку не доверял посулам Филиппа, зная по опыту, что они были, выражаясь словами его матери, «дьяволом в овечьей шкуре». Но как это доказать? Он мог лишь призывать людей верить его суждениям, а не обещаниям Филиппа. Но когда поражение лишило Вильгельма доверия людей, его позиция оказалась подорванной. Как восстановить ее?