Принц Вильгельм I Оранский. В борьбе за независимость Нидерландов от Испанской короны

Ожидая, пока его ремонстрация произведет должное впечатление, Вильгельм совершил двухмесячную поездку на Север. По дороге он впервые за тринадцать лет побывал в своем старом доме в Бреде. Здесь он ненадолго поселил Шарлотту с детьми, но часы досуга, в которые он рассчитывал посетить свой дом и земли, так и не наступили. Бреде не суждено было снова стать его домом. Во время своего путешествия в январе 1580 года Вильгельм провел там пару-тройку ночей вместе с эрцгерцогом Маттиасом, который был его гостем, и все это время маленький городок сотрясал шум фейерверков по случаю его приезда – старая традиция, сохранившаяся со времени пышных празднеств, которые он устраивал много лет назад. Точно так же озарялось огнями ночное небо над большим готическим собором, когда принцу Оранскому исполнилось шестнадцать лет, а его августейшим гостем был Филипп Испанский.

Север встретил Вильгельма радушно. Величественный Амстердам распахнул свои ворота. Члены его городского совета, осознав наконец, куда дует ветер, присоединились к остальной части Голландии. Маленькая старомодная Гаага, бывшая в Средние века столицей, а теперь ставшая, по выражению Джорджа Гасконя, «самой милой деревушкой во всей Европе», встретила его флагами и орудийным салютом. А в Делфте Вильгельм по-настоящему почувствовал, что он дома. Характерно, что, хотя его визит был очень кратким, он сразу же переоделся на северный манер. На Юге в Антверпене он два года прожил с размахом, соответствовавшим его высокому положению и южному представлению о том, как должен жить аристократ. Его платье было простым, но богатым, убранство его дома – впечатляющим, его стол – изобильным. Миновав границу Голландии, он снова стал «Отцом Виллемом», прекрасно чувствовавшим себя в своей старой одежде без претензий. Именно тогда, в феврале 1580 года, Фулк Гревилл, приехав в Делфт, увидел его сидящим среди бюргеров, или, как он это назвал, «как товарищ среди своих». «Его самым лучшим нарядом, – заметил этот элегантный англичанин, – было платье, в котором – осмелюсь утверждать – наш студент-простолюдин постеснялся бы гулять по улицам. Камзол из такой же материи и того же покроя, что и у других, был расстегнут. Жилет, видневшийся под ним, напоминал те вязаные шерстяные жилеты не лучшего сорта, в которых у нас ходят обычные лодочники». Это интересно, но еще интереснее, если вспомнить, что, когда месяцем раньше или месяцем позже в Антверпене тот же Фулк Гревилл встречал Вильгельма, его камзол не был потертым, а жилет вязаным. Подобный стиль Делфта был для него таким же естественным, как голландский язык.

В поездке по Северу Вильгельма сопровождал его брат Иоганн, штатгальтер Гелдерланда, который вместе с ним присутствовал на встречах с городскими советниками и делегатами. Эти восемь недель на Севере были для Вильгельма совсем не развлечением. Ему нужно было уладить множество нерешенных конфликтов, а в Гелдерланде унять излишнее рвение кальвинистов, поощряемых Иоганном. Вопрос о герцоге Анжуйском требовал тактичной, но постоянной работы. В письмах к матери Иоганн рассказывал новости о Вильгельме, поскольку тот, как всегда, был слишком занят, чтобы писать ей. «Его высочество часто думает о вас, ваша светлость, – писал он, – и передает свою любовь моей дорогой жене и детям и всем своим друзьям, но он все дни без передышки так загружен своими обязанностями, что не может писать». Даже Иоганн, несмотря на свою большую работоспособность, чувствовал себя измученным, следуя той жизни, которой жил его брат, проделавший за эти восемь недель работу многих месяцев. «Его высочество, слава Богу, пребывает в добром здравии, – продолжал он, – но тяжкий груз его дел так велик, что в это трудно поверить. Конечно, его можно пожалеть, ведь если мерить обычной мерой, то он не мог бы выдержать такого напряжения, но с ним Бог, с чьей помощью он способен выдержать все это… у него едва хватает времени, чтобы есть и пить, он редко обедает раньше двух, а то и трех часов и садится за стол не чаще одного раза в день». Но несмотря на все свои труды, Вильгельм не мог успокоить религиозную вражду на Севере, и когда весной того же года глупый и безответственный граф Реннеберг попытался продать Фрисландию испанцам, провал его заговора спровоцировал вспышки гнева против католиков, доходившие почти до гражданской войны.