Принц Вильгельм I Оранский. В борьбе за независимость Нидерландов от Испанской короны

Потрясающая щедрость былых дней больше не вернулась никогда, но даже после всех изменений домашнее хозяйство аристократа обходилось дорого и было предметом постоянных обсуждений. Когда Вильгельм, ощутив определенное беспокойство, наконец установил новые правила, в некоторых пунктах достаточно ясно отразился тот факт, что хозяйство этого великого человека периодически страдало от воровства. Так, слугам было предписано не устраивать пиры для своих друзей на кухне, в кладовой, в подвале или где-то еще. Им запрещалось брать еду с тарелок, которые несли, чтобы поставить к нему на стол, или уносили со стола, а также угощать своих знакомых в передней напитками из буфета. От этих правил веяло определенной суровостью, явившейся результатом слишком многочисленных проступков, о которых можно судить по мелькающим то тут, то там словах и фразах. Эти страницы заслуживают отдельного внимания, поскольку проливают свет на то, как отдыхали и чем занимались домочадцы Вильгельма, на обилие хорошей, питательной еды, необходимой для подрастающих мальчиков, на дополнительные порции пива и хлеба, которые оставляли в кладовой длинными летними вечерами для тех, кому требовался второй ужин. Распределение столовых приборов, серебра, постельного белья, сахара и специй находилось в ведении «мадам», нежной власти которой подчинялась вся женская половина дома от Мари де Сент-Альдегонд – главной фрейлины до горничных и прачек.

Независимо от того, что думали жители Антверпена по поводу развлечений, бюргеры становились все своенравнее. Они не желали мириться с мыслью о союзе с Анжу, чему способствовали деньги, щедро тратившиеся на французских посланников; они не одобряли приемов и других развлечений, которыми обменивались принц Оранский с ренегатами типа Арсхота. Но по сравнению с прошлым годом их критика изменила свое содержание: теперь они критиковали политику, а не человека, а если и критиковали его, то делали это с любовью собственника. Когда они видели, как Вильгельм улыбается и смеется с Арсхотом или внимательно слушает одного из людей Анжу, то чувствовали, что он делает это по необходимости. Они, как и Юлиана, подозревали его в излишней доверчивости, полагая, что он не способен противостоять коварству этих «похотливых французских мошенников». Поэтому, когда какой-то фанатик-кальвинист набросился на Вильгельма, выходившего после обеда с французским посланником, и стал громко обзывать его предателем, продавшим Нидерланды Франции, жители Антверпена возмутились поведением мерзавца, а когда Вильгельм отказался предпринимать против него какие-либо действия, его великодушие поразило их.

4

В июне 1580 года Филипп II совершил поступок, удвоивший популярность Вильгельма и усиливший его влияние в Нидерландах. С самого начала восстания Филипп рассматривал убийство как законный тайный политический инструмент, и не один раз достоянием гласности становились различные заговоры, но до этого лета он всегда соблюдал внешние приличия и ни разу не одобрил убийства открыто. Он был прав, считая, что без принца Оранского восстание ослабеет, и Гранвель, который становился тем более злобным, чем больше размышлял о своих ошибках, написал ему письмо, где убеждал назначить цену за голову Вильгельма. Он утверждал, что, даже если не найдется ни одного убийцы, достаточно дерзкого, чтобы это осуществить, Вильгельм, известный своей трусостью, сам умрет от страха. Такую странную интерпретацию Гранвель дал всем известной мягкости Вильгельма.

Первый шаг заключался в объявлении принца Оранского вне закона, что освобождало его подчиненных от их обязательств и делало подчинение ему преступлением. С политической точки зрения такое решение не имело особой ценности, пока Вильгельму сопутствовал успех. Но если бы фортуна ему изменила, это могло бы стать оправданием для дезертиров. Кроме того, это было необходимым предварительным действием перед обнародованием прокламации, в которой Филипп объявлял, что так называемый принц Оранский является «главным возмутителем спокойствия во всем христианском мире»; что его подданные освобождаются от всяких обязательств по отношению к нему и что каждый «наделяется правом причинить ему вред или прекратить его пребывание в этом мире, как всеобщего врага». Награда – двадцать пять тысяч экю, дворянское звание и прощение за все предыдущие прегрешения – была пропорциональна риску, который брал на себя убийца. Хотя он вряд ли смог бы потребовать ее, потому что шансы спастись от нидерландской толпы у человека, убившего принца Оранского, были крайне малы.