Принц Вильгельм I Оранский. В борьбе за независимость Нидерландов от Испанской короны

Его жена Анна вначале была достаточно приятной. Может быть, имела немного неуклюжие манеры и была немного дерзкой и высокомерной для нидерландского общества с его высокой культурой и непринужденными манерами: сохранилось упоминание о том, что Анна дерзко разглядывала регентшу, когда была ей представлена. Но, в конце концов, ей было только семнадцать лет. Потом отношения между принцем Оранским и его женой постепенно испортились, и тайное зло, пробившись сквозь поверхностный слой приличий, стало видно всем – и было видно так хорошо, что Анну все называли «домашним проклятием» Вильгельма. Нет сплетни слаще, чем рассказы узкого круга посвященных в тайны спальни великого человека. И поэтому при всей популярности принца Оранского мало было способных устоять перед соблазном пересказать другим, причем приукрасив, каждый случайно услышанный шепот из коридоров дворца Нассау или пересуды из предместий Бреды. Вскоре домохозяйки в переулках от Делфта до Антверпена начали качать головой по поводу неприятностей принца Оранского. Как его жена зла к его детям, как она нагрубила регентше, как странно она вела себя на свадьбе графа такого-то, как поспорила с графиней Эгмонт о том, кому из них идти первой в процессии, как высокомерно вела себя с мужем. За четыре года после свадьбы страстная девочка, которую Вильгельм увез из Саксонии, стала неуправляемой стервой, у которой часто бывала в гостях целая компания приятелей-распутников, чередовала истерическое веселье с пьяной грустью. Иногда Анна на несколько дней закрывала все занавески в своей комнате и сидела там при свете свечей, раскачиваясь и плача, а потом так же внезапно уносилась в Спа со своими шумными друзьями и, когда муж просил ее вернуться домой, вопила, что он задумал ее отравить.

Невозможно сказать, почему это случилось с Анной. У нее всегда был плохой характер, ведь не осталось сведений ни о какой ее добродетели, которая искупала бы ее недостатки, и даже самые злобные пропагандисты, которые не останавливались ни перед чем, чтобы очернить Вильгельма, не нашли ни одного слова, чтобы обелить его жену. Два ее первых ребенка, две дочери, умерли через несколько дней после рождения; третий ребенок, сын, был крещен в Бреде, в феврале того же 1565 года, крещение отметили очень радостно, в том числе устроили факельное шествие; надежд на то, что он выживет, было больше. Но прежние разочарования и, возможно, какое-то не понятое вовремя психическое расстройство могли ускорить то, что стало постепенным разрушением разума Анны. К тому же она, воспитанная в строгости и без любви, плохо могла сопротивляться соблазнам, которые Нидерланды предлагали молодым чувственным людям. Возможно, Вильгельм вначале был слишком снисходительным к ней: для него было бы естественно щедро одаривать развлечениями и роскошью свою наивную невесту. Непривычные удовольствия вскружили голову Анне, и она не могла соблюдать умеренность, наслаждаясь ими. Позже, когда Вильгельм решил достаточно мягко удержать ее от этих излишеств, ее честолюбие, вспыхнувшее из-за пережитого в детстве угнетения, разгорелось и стало грубостью. Разве она, принцесса Саксонская, не оказала Вильгельму честь, став его женой? В это время или еще раньше Вильгельму следовало усмирить жену, потому что из разрозненных письменных сведений, которые мы имеем об Анне, ясно лишь одно: она очень любила скандалы, и ей бы понравилось, если бы муж бил ее. Этого не было, и она выплескивала свое огорчение и разочарование в нелюбви к детям мужа и яростных публичных скандалах. По меньшей мере один раз она во время обеда во дворце Нассау поразила и испугала графа Хорна и гостей, крикнув мужу через стол целый ряд ругательств, начав с того, что он по положению в обществе слишком низок для такой высокородной особы, как она, и закончив тем, что он недостаточно хорош и в более интимном отношении. Ежедневные вспышки ее вспыльчивого нрава были крестной мукой для Вильгельма, однако, как он писал, «то, что происходит тайно… вполне можно перенести… но мне поистине нелегко слышать, как она говорит такое перед всеми». Поведение Анны не позволяло закрыть занавесом приличия их достойный сожаления разлад. Напрасно Вильгельм выдерживал ее упорные атаки с долготерпением, достойным лучшего применения, или сдержанно отвечал на вопросы регентши, когда та пыталась нащупать правду, что его жена якобы больна. Анна сама была своим худшим врагом: она везде заявляла о своих женских безумствах и о том, что потерпела неудачу как жена.