Принц Вильгельм I Оранский. В борьбе за независимость Нидерландов от Испанской короны

В конце концов Вильгельм обратился к родным жены с просьбой сдержать ее. Увидев перед собой посланцев, которые привезли ей упреки от родных, Анна разыграла сцену раскаяния. Этот спектакль не произвел впечатления на ее мужа: Вильгельм уже видел раньше эти слезы и самоуничижение, но ничего не менялось. Как мало улучшилось поведение Анны, ясно видно по тому, что летом 1565 года он внезапно отправил своего старшего сына в Лувенский университет и попросил регентшу Маргариту взять его старшую дочь во фрейлины. Мальчику было двенадцать лет, он едва достиг возраста, когда перемена в образовании выглядит разумной, а девочка в свои одиннадцать лет была так молода для службы при регентше, что это вызвало разговоры. Было очевидно, что Анна не просто плохая жена, но и плохая мачеха, раз ее муж решил, что его дети где угодно будут счастливее и под лучшим влиянием, чем в его собственном доме.

Лишившись таким образом общества своих детей и домашнего уюта, Вильгельм полностью переключился на политику. То, что в это время она стала всей его жизнью, было вызвано в одинаковой степени тучами на горизонте его личной жизни и тучами, собиравшимися на небе политики. Личная трагедия высвободила и направила по иному пути энергию этого человека, который обладал горячим сердцем, был доступен человеческим чувствам, придавал большое значение привязанностям людей и общению между людьми. У него не было жесткости, безличной суровости, которая характерна для прирожденных государственных деятелей. Есть странное противоречие в том, что именно его более мягкие душевные свойства – доброта и сострадание посредством этой личной трагедии неизбежно толкали его на одинокий, трудный и опасный путь спасителя своего народа.

2

30 апреля 1565 года Эгмонт вернулся в Брюссель, едва не лопаясь от удовольствия. Весь путь из Мадрида он проделал вместе с сыном регентши, принцем Пармским, который спешил в Брюссель, чтобы жениться и, возможно, получить должность в армии или при дворе. Эгмонт привез с собой блистательный рассказ о том, как его приняли в Мадриде. Король Филипп, казавшийся более человечным в родной для него Испании, где ему сочувствовали, был необыкновенно обаятельным, таким обаятельным, что Эгмонт не стал утруждать себя и настаивать на каких-то определенных политических обещаниях. Филипп не только говорил о Нидерландах в духе полного понимания, но прислал письма, в том числе письмо принцу Оранскому, в котором самым дружеским образом спрашивал, не пришлет ли ему Вильгельм в знак особого расположения своего главного повара, о гениальном даровании которого он слышал так много.

Вильгельм не был тогда в Брюсселе и не видел, как возвратился Эгмонт, не слышал его первый, радостный и неясный по смыслу отчет перед Государственным советом и не был свидетелем огорчения и разочарования Эгмонта через неделю, когда прибыли официальные распоряжения Филиппа. Король резким и мощным ударом возобновил свою религиозную политику: он потребовал изменить образовательную политику, чтобы уничтожить ересь в Нидерландах, и сделал лишь одну уступку: регентша могла созвать совет епископов для обсуждения подробностей практического осуществления этой реформы. На этот раз даже Эгмонт был в ярости, и больше всех, потому что распоряжения Филиппа были даны ровно через три дня после отъезда Эгмонта из Мадрида, так что граф с оскорбительной ясностью понял, что король его одурачил.

Оказавшись в ловушке между указаниями короля и гневом Эгмонта, Маргарита обратилась к Вильгельму: какие бы взгляды у него ни были, его манера держать себя успокаивала и ободряла, и он мог своим влиянием утихомирить Совет, а возможно, и разъяренного Эгмонта.

Была середина мая – время, как известно, удобное для беспорядков. В майские дни прошлых лет вспыхивали бунты, когда возбужденные толпы разбивали иконы и освобождали из тюрем заключенных-протестантов в Валансьене и Монсе, в Брюгге и Антверпене. Вильгельм боялся еще более серьезных волнений в провинциях, которыми управлял, – Голландии, Зеландии и Утрехте. Дело в том, что началась одна из регулярно случавшихся ссор между Скандинавскими странами, пролив Зунд был закрыт для судов, и эта блокада имела в высшей степени серьезные последствия для торговых перевозок, в первую очередь для торговли зерном в северных провинциях. В амстердамских доках было тихо, баржи на каналах стояли пустые. Портовые рабочие и другие труженики ждали летом голодной смерти. В этих обстоятельствах Вильгельм написал Маргарите, что пока не имеет возможности покинуть земли, где он является штатгальтером: сначала он должен организовать раздачу еды неимущим и выяснить, какими еще способами можно улучшить положение.