Принцесса ада

Последним должен был высказаться прокурор Смит. По сравнению со страстными выступлениями защитников, говорил он просто, разговорным стилем и поначалу даже несколько иронично:

– Я не буду произносить политических речей. Я просто постараюсь вас убедить: нет никаких сомнений, что пожар, в котором сгорела семья Ганнесс, устроил Лэмфер.

Смит, как и его помощник, объявил доводы защиты безнадежно запутанными. «Невозможно определить, что они пытаются доказать, – сказал прокурор. – То утверждают, что Белль Ганнесс жива, то вдруг внушают суду, что она умерла». Отвечая на упрек Уордена об отсутствии прямых улик, Смит воскликнул: «Конечно, все доказательства косвенные! Замышляя поджог или другое преступление, люди не дают объявлений в газетах и не трубят о своих планах на всех углах».

Пользуясь приемом Уордена, Смит отразил еще один выпад противника:

– Они спрашивают, где Шульц. Пусть так. А мы спрашиваем, где Черная Лиззи. Почему с ее помощью не подтвердить алиби? Что делал обвиняемый в течение часа и сорока пяти минут, которые, по словам Лэмфера, он потратил на путь чуть больше мили? Если это не так, почему не вызвать Черную Лиззи? Ей-то все известно. По какой причине этой свидетельницы не было на суде?

А где доказательства, что слова доктора Нортона о зубных протезах не соответствуют истине? Дантисты, привлеченные защитой, тоже показали, что оба моста предназначались одному человеку, были установлены на зубы и подверглись воздействию огня.

Подобно Сазерленду, прокурор поднял на смех мистера Хатсона, заявившего, что он узнал Белль в женщине, скрывавшей лицо под двойной вуалью. Затем Смит коротко перечислил доводы, призванные доказать соучастие обвиняемого в убийстве Эндрю Хельгелейна.

И вдруг, резко отвернувшись от скамьи присяжных, прокурор ткнул пальцем в подсудимого. Голос обвинителя гремел:

– Что вы сказали Джону Раю, как собирались расквитаться со старухой? Вы говорили помощнику шерифа Энтиссу, что если б не ваша бедная мать, то могли бы признаться в поджоге? Вы шныряли по ночам вокруг участка Ганнесс, за что вас оштрафовали и наложили запрет приближаться к ее дому?

Пока Лэмфер старался выдержать натиск прокурора, с трудом сохраняя внешнее спокойствие, тот опять обратился к присяжным. Хотя обвинение сделало все, чтобы доказать факт смерти Белль Ганнесс, ее судьба, по словам Смита, никого особенно не интересует. Эта женщина была «исчадием ада». Сам же прокурор «скорбит о трех невинных детях, погибших от рук человека, который подкрался исподтишка и устроил поджог с такими ужасными последствиями!»

Полные праведного гнева последние слова прокурора не могли не взволновать слушателей, особенно тех – а таких было большинство, – которые сами были родителями.

– Если вы не верите, что Лэмфер безусловно виновен, не выносите обвинительный приговор. И я не призываю оправдывать эту ужасную женщину. Пользуясь своим правом и во имя Господа, я говорю вам: помните о трех убитых детях!⁸

Судья Рихтер, разъясняя присяжным процедуру голосования, уделил внимание «принципу обоснованного сомнения», подчеркнул, что нельзя использовать против подсудимого его отказ давать показания. Рихтер подчеркнул также, что «косвенные улики обладают той же доказательной силой, что и прямые».

По закону, большому жюри предстояло выбрать один из шести вариантов приговора:

Виновен в убийстве при отягчающих обстоятельствах. Смертная казнь.

Виновен в убийстве при отягчающих обстоятельствах. Пожизненное заключение.

Виновен в убийстве со смягчающими обстоятельствами. Пожизненное заключение.

Виновен в непредумышленном убийстве. От двух до двадцати одного года тюрьмы.

Виновен в поджоге. От двух до двадцати одного года тюрьмы.

Невиновен.

Выслушав напутствие судьи, присяжные удалились в совещательную комнату. Часы показывали 17:30 – канун Дня благодарения⁹.

Глава 39 Приговор

Через пять часов бурных обсуждений и четырех голосований стало ясно: присяжные не смогут быстро прийти к единому мнению. Поэтому в 33:45 они решили прекратить споры и отложить обсуждение до утра.

Наступил День благодарения. Присяжные заседатели дважды запрашивали дополнительную информацию, однако им было сказано, что ничего, кроме руководства для заседателей, суд предоставить не может. Двенадцать членов большого жюри дважды возвращались в зал, на скамью присяжных, чтобы выслушать Рихтера, который опять – с начала до конца – читал уже известный им документ.

Тем временем пошли слухи, что заседатели зашли в тупик. Во второй половине дня, когда остальные участники процесса разошлись по домам к праздничной трапезе и в опустевшем зале заседаний погас свет, присяжные все еще продолжали свою работу.