– Иди сюда.
Когда я легла рядом, он взял мое лицо в ладони и начал целовать, долго, умело, перекрывая воздух и мысли. И когда у меня в мозгу билась единственная мысль: хочу, хочу, хочу, он отстранился и сказал:
– А теперь правила.
– Так нечестно!
– Я не обещал тебе честной игры. И это, между прочим, правило номер один: я – главный.
– Это значит, что самый лучший кусочек тебе?
– Это значит, что если я сказал нет –значит, нет. 28
– Хорошо. Нет – значит, нет. Я поняла.
– Ты никогда – подчеркиваю, никогда – не рискуешь своей жизнью.
– Разумно.
– И ты никогда мне не врешь.
– Хорошо.
– Какого Мерлина ты так легко соглашаешься?
–Нуу, я просто хочу, чтобы мы побыстрей закончили с разговорами и продолжили целоваться.
– Да чтоб тебя, дикая ты девка, я серьезно!
Поцелуи откладываются, ясно как день. Со вздохом я села на кровати. А говорят, это женщины пиздят без памяти.
– Кай. Я не идиотка. Я понимаю, что у тебя проблемы с контролем и меня это не пугает.
– Что, блядь, у меня?
– Проблемы с контролем, – терпеливо пояснила я. – Ты никому не доверяешь и должен постоянно быть в курсе всего, что происходит и чувствовать, что можешь влиять на ход событий. Видимо, у всех людей, на чьих плечах лежит ответственность за судьбы других, есть такая особенность. Веледа точно такая же. Но я – я не марионетка, а ты не мой кукловод. Я с тобой и пока я с тобой, я готова хранить тебе верность и доверять тебе свое тело, и мысли, и сердце, но я не готова всерьез обещать тебе, что никогда не буду с тобой спорить или никогда не подвергну себя опасности. Я нравлюсь тебе не в последнюю очередь потому, что у меня есть эти черты, которые ты хочешь изжить. С тобой никто никогда так не разговаривал, да?
– Никто никогда – выдавил он из себя.
– Ты привыкнешь, – пообещала я. – А теперь продолжим?
– Ты никогда мне не врешь. Обещай. Я не полезу к тебе в мысли – никогда больше – но обещай мне.
Это было действительно важно для него. И это было справедливо.
– Обещаю.
– Кто научил тебя делать массаж?
– Святая пизда девы Озера, все это было ради этого?
– Не только. Отчасти. Да.
– Ты ревнивый, безумный…
– Ястреб. Да. Кто?
– Ты. Был. У. Меня. Первым. Какие у тебя могут быть сомнения насчет других мужчин?
– Ты не поверишь, сколь много можно сделать с женщиной, не лишая ее девственности.
– Что, например? Какие-то экзотические поцелуи, о которых я не знаю?
Ястреб вдруг смутился.
– Ээм. Да. Прости. Я не знаю, что на меня нашло. Просто если были другие мужчины, я должен знать.
Я устало вздохнула. Он думал, что какой-то особенный, но на самом деле ничем не отличался сейчас от всех тех ревнивых юнцов-собственников, пытавшихся учить меня жизни на свиданиях. Первых и последних.
– Никого не было. Клянусь. Много, очень много свиданий и еще больше поцелуев. Ласки до пояса. Не больше. Никого, с кем хотелось бы большего. Массажу научилась в колледже. Свет в пансионе гасили рано и долгими вечерами нечего было делать, как рассказывать истории и трогать друг друга. И, предвосхищая вопрос в твоих глазах, да, я целовалась с девушками и даже больше, да Мерлин побери, а с кем было целоваться в семнадцать лет, когда вокруг одни монахини-синие чулки? – но для всех нас это было несерьезно, чем-то вроде тренировки перед настоящими отношениями… Ты удовлетворен?
Принц осоловело кивнул.
– Более чем. Да. Мне многое надо переварить.
– А теперь мы можем наконец-то снова начать заниматься тем, чем начали? Иначе я вообще не понимаю, зачем мне с кем-то встречаться, когда…
– Ах, не понимает она, – Кай пришел в себя и перехватил инициативу, подмяв меня под себя. – Ну, для начала предлагаю на деле выяснить, чему ты там научилась в колледже после уроков…
И мы наконец-то перестали разговаривать.
Валет пик
Королева была бесстрашной женщиной. Никого и ничего никогда не боялась, смеялась в лицо опасности. Машины, самолеты, соревнования – вот что было ее страстью.
Леди Аалия была безупречна – и ее обожали.
Когда она трагически погибла, на похороны пришел весь Керман. Птицы всех мастей от Сов до Соколов-изгоев плакали, не скрывая скорби.
Кай ненавидел всех.
По сравнению с Аалией отец казался скучным. Обычным. Твердил о правилах, заставлял зубрить математику, географию, родословную царских гнезд Кермана и на завтрак овсянку.
Но именно отец помог ему не сломаться в те первые месяцы после маминой смерти. Начал учить открывать и закрывать свое сознание – гораздо раньше, чем положено по протоколу, но ни один из них ни за что бы не отказался от тех вечерних часов вместе, которые они проводили за сложной, выматывающей учебой. Каю все давалось тяжело: раз за разом, выкашливая свои внутренности в специально подставленный тазик, он умывался соплями и слезами и клялся, что больше никогда не согласится на это, но проходила ночь, сменялся день и все повторялось.
Эти занятия прогоняли кошмары.