– Полагаю, что именно отсюда король Константин обычно обращался к своему народу, – шепотом сказал Блейк.
Она подошла к перилам с облупившейся позолотой и немного помедлила, окинув взглядом свое слишком простое дорожное платье. Но потом ее миловидное личико стало суровым – она, как видно, напомнила себе, что не внешние атрибуты делают королеву.
Гейбриел затаил дыхание, когда она вышла на балкон, по-хозяйски положила руки на пыльные перила и окинула решительным взглядом собравшуюся внизу толпу. Если у нее и был страх, то она скрывала его.
Ясно было одно: настал момент, когда решалась ее судьба. Он вместе с неуправляемой толпой ждал ее первых слов.
. – Народ Кавроса! – громко выкрикнула она. – Я София, дочь Константина!
Толпа молчала, ожидая, что она скажет дальше.
– Мы расстались много лет назад. Я знаю, какие страдания вам пришлось пережить. Будучи ребенком и находясь далеко от вас, я страдала вместе с вами. Вы знаете, какие утраты мне пришлось понести, а я знаю о ваших утратах.
Наши враги убили моего отца, вашего короля. Убили его первенца, принца Георгиоса. А когда их место должен был занять мой брат, принц Кристос, убили и его. Когда я убедила наших британских друзей передать трон мне, чтобы я могла служить вам, наши враги попытались уничтожить и меня. Но им это не удалось! – выкрикнула она.
Толпа заволновалась, кто-то закричал, поддерживая ее.
У Гейбриела пробежал мороз по коже.
Люди сразу же затихли, когда она подняла руку. Казалось, они с благоговением уловили хорошо распознаваемую нотку в ее голосе.
– Они пытаются разделить нас с вами, – убедительным тоном продолжала она. – Разделить вас. Мой народ, не позволяйте им сделать это. Я умоляю вас... – начала было она, но остановилась. – Я приказываю вам как ваша законная королева сохранять спокойствие, подчиняться закону и перестать нападать друг на друга. Справедливость восторжествует.
Из толпы послышались скептические замечания.
– Вы должны набраться терпения, – продолжала София. – Поверьте, что теперь, когда мы снова вместе, наша страна может начать возрождаться. К нам идет помощь от многих друзей. Я прошу вас дать мне возможность доказать вам, что я умею держать свое слово. Мы победим!
София удалилась с балкона под одобрительные возгласы толпы. Она дрожала и была очень бледна.
Гейбриел смотрел на нее в изумлении.
Отец Нектариос, сохранивший присутствие духа, предложил стул, чтобы она могла присесть.
– Великолепно, дорогая моя, – похвалил ее старик. – Ни один из твоих братьев не смог бы сказать лучше.
Она положила руку на подлокотник и опустила голову.
– Оставьте меня, – сказала она.
Почтительно подчинившись, все удалились. За период между их выходом с базы и прибытием во дворец собралась довольно большая толпа сопровождающих. Гейбриел и сам не знал, откуда появились все эти священники, солдаты и придворные, но все они подчинились ее желанию. Он немного помедлил, зная, как ей сейчас тяжело.
– Мне тоже уйти? – тихо спросил Гейбриел. Он страшно гордился ею и был готов успокоить ее и подставить крепкое плечо.
Но она, холодно взглянув на него, сказала:
– Особенно тебе.
Страна не могла умереть. Она могла быть искалечена, разодрана на части, распродана, оккупирована, но продолжала жить. Именно поэтому София когда-то решила отдать свое сердце Кавросу.
Теперь она встретилась со своим объектом любви. Она обратилась к своему народу и надеялась, что произвела хорошее впечатление. Завтра она отправится в поездку по стране.
К сожалению, теперь она знала, что этой любви никогда не будет достаточно, чтобы сделать ее счастливой. Только Гейбриел Найт мог помочь ей. В ту ночь, лежа без сна в королевской опочивальне, она прислушивалась к приглушенному рокоту прибоя, разбивающегося о скалы, и с трудом удерживала себя, чтобы не пойти к нему.
Ей безумно хотелось этого.
Но это лишь продлило бы ее страдания, когда он покинет ее, чтобы выполнить свое предназначение.
Увы, в конце концов, совсем потеряв голову, словно Клеопатра от любви к своему красивому воину, София не смогла себя остановить.
Ведь любой день мог оказаться последним для них?
Когда она появилась в дверях в одной белой сорочке, Гейбриел лежал в постели. Она молча подошла к нему.
Он подвинулся на несколько дюймов, освобождая ей место, и приподнял уголок покрывала, чтобы она могла нырнуть к нему. Но вместо того чтобы лечь рядом, она взобралась на него и, даже не поздоровавшись, впилась в его губы страстным поцелуем.
Она дрожала. Он не мог бы сказать с уверенностью, от страсти ли это было или от гнева, но его тело отреагировало на ее близость беспомощным желанием, хотя в глубине души он чувствовал, что ее одолевают противоречивые эмоции. Он понимал ее. Он тоже лежал без сна и думал только о ней. Когда его руки скользнули по прохладной шелковистой коже ее плеч, ему стало ясно одно: он принадлежит ей и она может делать с ним все, что заблагорассудится.
И она сделала то, что хотела.