— Только одного я не могу понять, — меж тем говорил сын. — Там такие ценные и красивые книги, что я держал их в руках с опаской. Боялся оставить следы от пальцев. И поэтому мне очень странно было иногда находить на полях чернильные пометки и надписи, сделанные рукой Его Величества. И вправду странно. На изготовление книги было затрачено столько труда, а Его Величество так легко к этому относится. Конечно, книги принадлежат Его Величеству, и он может делать с ними всё, что пожелает, но... — Ладислав-младший замолчал, не решаясь прямо признать, что не одобряет поведение короля.
Отцу такая нерешительность тоже не понравилась, но он сказал об этом с иронией:
— Я вижу, ты умнее меня, сын. Следишь за языком. Вот я в своё время говорил прямо о том, чем недоволен в поведении Матьяша, и это обернулось против меня.
— Отец, — серьёзно ответил Ладислав-младший, — я, конечно, знаю Его Величество не так хорошо, как ты, но мне всегда казалось, что король отнюдь не глух к чужим словам, даже неодобрительным. Единственное, чего не терпит Его Величество, так это навязчивости. Когда кто-то начинает настойчиво советовать что-либо или часто напоминать об обещании, полученном от Его Величества, король склонен гневаться.
Отец и сын посмотрели на Илону, будто спрашивали, могут ли вести подобные разговоры в её присутствии, но она предпочла сделать вид, что не поняла этого немого вопроса.
— Увы, я не могу судить, кто из вас прав, — с нарочитым легкомыслием произнесла супруга Дракулы. — Пусть Матьяш — мой двоюродный брат, но я мало знаю его. Мы почти всё время жили вдали друг от друга, а когда я приезжала в Буду, и нам всё-таки доводилось побеседовать, то беседа была пустая. Такая, которые обычно ведутся при дворе. Подобные беседы совсем не позволяют судить о человеке, с которым говоришь.
Меж тем в дверях показалась Йерне, а Илона, увидев свою служанку, поспешила подойти к ней, потому что четверть часа назад дала той весьма важное поручение.
— Я сейчас вернусь, — сказала Илона мужу и пасынку, а когда вместе с Йерне перешла из столовой в другую комнату, то спросила: — Ну? Ты заглянула в его узел? Что там?
— Ох, всё очень плохо, — сказала служанка. — У молодого господина только один кафтан на смену и одни запасные башмаки. И ещё там две смены белья лежали. Обе надо стирать. Вот и всё его богатство.
— Даже меньше, чем я думала, — нахмурилась Илона. — Но ведь узел был тяжёлый. Что там лежало ещё?
— Бумага, госпожа, — ответила Йерне. — Вся сплошь исписанная. Видать, молодой господин — учёный человек. Я, конечно, в этом ничего не понимаю, но там, кажется, и стихи у него есть. Короткие строчки, когда одна под другой — это ж стихи, да?
— Возможно, он даже сам их сочинил, — улыбнулась супруга Дракулы, но тут же вспомнила про неподобающе бедный гардероб пасынка и снова нахмурилась.
Помнится, когда Илона по приглашению тёти ехала в столицу, то без всякой радости думала о том, что, возможно, придётся покупать ткань на новые платья. Теперь же бывшей затворнице захотелось пройтись по лавкам.
Пусть дело представлялось непривычным, ведь выбирать Илоне предстояло не для себя, не для другой женщины и даже не для ребёнка, а для юноши, но мысли о возможных затруднениях лишь придавали бодрости: «Всё когда-то в первый раз. И к тому же у меня нет выхода. Муж уж точно не станет этим заниматься, а если я возьму с собой Ласло и стану с ним советоваться, он нарочно выберет, что попроще и подешевле. Он же такой скромный!»
Мысль о предстоящих покупках заставила задуматься и о деньгах, поэтому Илона обрадовалась, когда родители пригласили её с мужем к себе, чтобы завершить передачу приданого, которое по настоянию Матьяша составило всё же двадцать тысяч золотых, а не десять.
И опять Илона поймала себя на том, что иначе стала смотреть на многие обстоятельства — она без всякого смущения посетила дом, когда-то принадлежавший дяде Михаю, а теперь ставший отцовским. Она уже не чувствовала себя здесь лишней и почти не вспоминала, что где-то в дальних комнатах сидит женщина, отцова любовница, которая раньше называлась домоправительницей. Раньше это представлялось ужасным и несправедливым по отношению к матери, а сейчас стало почти забавно, ведь отец, мать и любовница сейчас уживались под одной крышей, а расстановка сил изменилась.
Главной в доме сделалась мать. Она, как и обещала, отложила свой отъезд из Буды, по крайней мере, до сентября, а отец, который с недавних пор постоянно слышал от неё упрёки в мягкотелости, совсем присмирел. Он постоянно оглядывался на супругу перед тем, как что-нибудь сказать, и, наверное, даже комнату бывшей домоправительницы посещал тайком, чтобы не вызвать гнева жены и новых упрёков: «Мало того, что из-за тебя нашу девочку заставили выйти замуж за изверга, так ты ещё и позоришь меня в нашем собственном доме!»
Когда Илона, опираясь на руку Ладислава Дракулы, вылезла из крытых носилок, а затем взошла на крыльцо, то поняла — именно мать станет задавать тон предстоящей встрече.