«Вот оно!» – лихорадочно подумала я, пытаясь справиться с затуманивающим разум желанием притянуть младшего Ананакса к себе и поцеловать.
Я наклонилась, делая вид, что хочу поднять корзину. Онтарио, не спуская с меня глаз, повторил мое движение. Наши лица оказались совсем рядом. Я чувствовала на щеке его дыхание, нас овевал аромат роз…
Почти не соображая, что делаю, я достала из голенища «плюй-в-ухо» и приложила к виску мужчины. Он не успел заметить движения, поскольку неотрывно смотрел на меня. От его взгляда в моем животе порхали розовые лепестки. Те самые, из которых делали духи, розовую воду и варенье.
Прошло несколько коротких мгновений, и я спрятала руку с артефактом за спину.
Онтарио распрямился, поставил поднятую корзину и сказал, глядя прямо мне в глаза:
– Ваше Высочество, я люблю вас! И буду любить до самой смерти!
После чего медленно осел на грядку.
Не знаю, сколько времени я стояла столбом, глядя на лежащего передо мной без сознания Ананакса-младшего. Да, в глубине души я надеялась, что Онтарио испытывает ко мне интерес, или, будем говорить как взрослые люди, желание. Но чтобы вот так, прямо и безапелляционно? К такому я была не готова. Как и к тому, что он уже исполнил обещание, данное отцу, о помолвке с Амандой Кивис.
Когда Онтарио пошевелился, я позорно бежала, бросив корзину. Не была готова смотреть ему в глаза и говорить с ним. Сердце билось в груди, как пойманная птица о прутья клетки. Господи, зачем я только затеяла все это, ведь спокойствие – в незнании!
Когда запыхавшаяся я вылетела на прогалину между розовыми кустами, Аманда с принцем отпрянули друг от друга, словно ошпаренные. Я только потом сообразила, что они целовались…
– Ваше Высочество, – услышала я голос Стича, но продолжала бежать без оглядки.
И лишь оказавшись далеко от голосов придворных, без сил опустилась на землю. Откуда-то выскользнула Кошка и легла у моих ног. Я положила руку ей на шею и принялась гладить. Смисса тихонько заурчала. О том, что принц целовал мою подругу, с которой явно уже попрощался в своем сердце, я не думала. Я думала об Онтарио… И о его поцелуях. Несправедливость этого мира отчаянно душила меня. Если бы я не была Альвиной, принцессой Кармодонской! Ну почему Аманда не родилась принцессой? Она красивее меня, она обожает наряды и светское времяпрепровождение! А мне-то это все зачем?
Какое-то время я сидела, одной рукой поглаживая смиссу, а другой стирая катившиеся по щекам слезы. Я делала многое из того, что мне было запрещено, но никогда не делала того, чего действительно желала – не жила свободной жизнью, не путешествовала по миру. И не могла позволить себе полюбить кого-либо…
Когда солнце перекатилось на другую половину неба, я заставила себя встать и пойти туда, откуда слышались оживленные голоса. Корзины, полные лепестков, были позабыты – придворные устраивались под натянутыми слугами полотнищами, чтобы пообедать.
– Ваше Высочество! – подбежал ко мне Стич. – Где вы были?
– Гуляла, – честно ответила я. Мне было ужасно себя жалко, но принца почему-то было жальче. – Сделайте милость, не спрашивайте ни о чем. Давайте просто помолчим.
– Давайте, – растерянно согласился он.
Я же машинально искала глазами Онтарио. И, естественно, нашла. Рядом с Амандой. Он выглядел, как обычно, и я с облегчением подумала, какой хороший этот артефакт, раз вызывает потерю памяти у того, к кому был применен.
Молчала я до самого вечера. И улыбалась, улыбалась, улыбалась, баюкая смятение в душе, от которого было тяжело дышать. Кажется, смисса чувствовала мое настроение, потому что все время ластилась: то лезла под руку, то приносила к моим ногам бабочек и кузнечиков, то пыталась залезть мне на колени и принималась громко мурчать. Как ни странно, принц тоже сопереживал, как мог. Нет, он не лез под руку и, слава господу, не пытался устроиться у меня на коленях, но от его молчаливого внимания и печального взгляда темных бархатных глаз мне становилось легче. Мы словно двое потерпевших кораблекрушение и оказавшихся в утлой лодчонке, поддерживали друг друга, надеясь пережить шторм и когда-нибудь доплыть до берега.
Едва солнце повисло над горизонтом, герцог объявил о возвращении в Самыйсокс. Он все время поглядывал в нашу со Стичем сторону, и казался чем-то очень довольным.
Ранее прибывшие подводы увезли корзины с урожаем, поэтому обочины дороги были пусты. Лишь несколько лепестков валялись в пыли…
Мы погрузились в экипажи и тронулись в путь.
Мерное движение привело меня в чувство. Во избежание международного скандала следовало вернуть артефакт на место, а затем уж разбираться с остальным. А это значило, что мне придется принять приглашение герцога остаться на ужин. Переодеться я не успею, но вряд ли Его Светлость это шокирует. Да и костюм мне нравится!
В замке нас ждали накрытые столы. Пока разъезжались гости, которым не была оказана честь быть приглашенными на ужин, остальные разбрелись по залам. Все диваны и кушетки оказались заняты сидящими и полулежащими усталыми придворными.