– Лжец! – задохнулась я. – Ты все знал! Знал и молчал?
Принц молча смотрел на меня, а потом вдруг шагнул и, обняв, прижал к себе.
– Лжецы, – пробормотала я, – все вы – лжецы…
И заплакала от жалости к себе, горько, неутешно.
– Ваше… Альви, – пробормотал Его Высочество и принялся гладить меня по голове, как маленькую. – Я понимаю, каково тебе сейчас…
– Не-е-е понима-а-аешь, – продолжала рыдать я.
– Мне все это тоже… неприятно!
– Ты не хочешь на мне жениться? – перестав плакать, изумилась я. – Я такая уродина? Или дура?
Стич, грустно улыбнувшись, качнул головой.
– Альвина, ты – чудесная девушка, и я был бы счастлив, если бы ты полюбила меня и если бы я…
– …Полюбил тебя, то есть меня, – мрачно завершила я, вытирая слезы тыльной стороной ладони. – Но ты меня не любишь!
– Как и ты меня, – вздохнул принц.
Я оттолкнула его и вернулась к поваленному стволу. На душе стало немного легче – по крайней мере, он не жаждет этого брака, как и я. И какова причина, я догадываюсь. Такая красивая причина с волосами, чуть темнее моих…
Стич продолжал стоять, словно не знал, подойти ко мне или отправиться восвояси. Затем решительно шагнул вперед и сел рядом со мной.
– Альви, я должен тебе кое-что сказать, – явно волнуясь, проговорил он. – Я поступаю нехорошо, потому что то, что я хочу сказать – чужая тайна. Но, возможно, тебе станет легче…
Договорить он не успел…
Смисса, зашипев, прыгнула куда-то в сторону.
А мне в нос ударил сладковатый тошнотворный запах, от которого я потеряла сознание. Надолго.
Онтарио Ананакс, который собирался постучать в дверь кабинета герцога, шагнул назад, потому что створка распахнулась, и Его Светлость вывел на порог графиню Бабаксу со словами:
– Не переживайте, моя дорогая Селеста, Ее Высочество скоро вернется домой. Думаю, она гуляет. Прислуга видела, как принцесса направилась в сад, а за ней последовал Его Высочество Стич. Вы же понимаете, что у молодых людей должна быть возможность побыть наедине… Сегодня такая прекрасная ночь!
– Вы меня успокоили, – все еще держась за сердце, проговорила тетушка Селеста. – Ее Высочество, моя племянница, слишком непредсказуема, от нее всего можно ожидать. Но если она под защитой Его Высочества – я спокойна.
– Самое правильное, что вы можете сейчас сделать – лечь спать, – ненавязчиво подталкивая графиню в сторону выхода из замка, продолжал герцог. – Ступайте.
Графиня посеменила по коридору. Герцог и его сын проводили ее взглядами и посмотрели друг на друга.
– Отец, где на самом деле Ее Высочество? – спросил Онтарио.
– Ты же все слышал! – раздраженно ответил Ананакс, входя в кабинет. – Мне доложили, что они со Стичем ушли в сад. Погуляют и вернутся. Почему ты спрашиваешь?
Онтарио подошел к окну и помолчал.
– У меня сердце не на месте, – наконец, ответил он.
– Оно и должно быть там, – улыбнулся герцог, садясь за стол, – ты же страстно влюблен в свою невесту, с которой у тебя скоро состоится свадьба. Тут никакое сердце не будет биться спокойно.
Онтарио повернулся к отцу.
– Я не об Аманде думаю, а о принцессе Альвине! С ней что-то случилось…
– А тебе не кажется, что ты просто ревнуешь принцессу к Стичу, сын? – язвительно уточнил Его Светлость. – Тебе нужно выкинуть ее из головы, потому что она тебе не пара! Ты умный и начитанный мальчик, странно, что ты этого не понимаешь.
– Я все прекрасно понимаю, – по голосу Онтарио чувствовалось, что он сдерживается, желая не сорваться, – но все-таки пойду поищу их в саду. Вдруг они заблудились?
– Запрещаю! – рявкнул герцог, вскакивая. – Ты можешь испортить весь план!
– План? – вскинулся Онтарио. – Какой план?
Ананакс колебался лишь мгновение, затем поднял со стола королевское письмо и протянул сыну.
Тот быстро пробежал строки глазами и аккуратно положил бумагу на стол. Так аккуратно, что Его Светлости стало ясно – одно лишнее движение, и сын разорвет письмо в клочки.
– Однако Его Величество Отис тот еще интриган, – на щеках Онтарио заиграли желваки. – Значит, если принцесса не полюбит Стича, тебя ждет немилость?
Герцог облегченно вздохнул. Наконец-то сын начал понимать всю серьезность ситуации.
– Король справедлив, но суров, Онти, – сказал Ананакс. – Немилость может быть меньшим из зол. Я беспокоюсь за твое будущее при дворе!
Онтарио испытующе посмотрел на отца.
– Ты делаешь все это ради меня, – констатировал он.
– Ты – мой единственный сын, все, что у меня есть, – качнул головой герцог. – Я мог бы жениться повторно, но мне не забыть твою мать, которую я люблю до сих пор. И по которой скорблю по сей день.
– Понимаю, – вздохнул Онтарио. – Хорошо, я подожду до утра. Но обещай мне, что утром…
– Вот увидишь, утром Ее Высочество будет сладко спать в своей постели, – обрадованно воскликнул герцог. – А на ее губах будет порхать улыбка влюбленной голубки!
– Голубки не улыбаются, – Онтарио поклонился отцу и вышел.
Проводив сына глазами, герцог сел за стол, налил себе вина из графина, задумчиво опустошил бокал и грустно сказал в пустоту:
– Как противно они взрослеют…