Принцесса крови

– Государь, – вкрадчиво говорил он, – всем известно, что вы один из самых образованных людей в этом государстве. И кому, как ни вам, почитателю латинских авторов, великих мудрецов, знать, что побеждать можно не только варварским методом наших предков – изрубив кого-нибудь на куски, но искусством дипломатии. Марк Туллий Цицерон мог одной речью, да что там речью – словом бросить на лопатки своего противника. Для того нам и даны ум и язык, чтобы повергать наших врагов. Усмирять их. Тысячу лет Византия пользовалась этим искусством – и редко проигрывала! А Венеция? Несколько островков управляли половиной цивилизованного мира! Копье и меч зачастую могут только испортить дело. Не стыдно брать пример с великих – стыдно не замечать этих примеров!

Его фразы покоряли Карла Валуа. Речи Ла Тремуя проливались бальзамом на изболевшуюся душу молодого человека, до этого только и слышавшего от своих рубак-капитанов: «Война, осада, война! Чертовы бургундцы, проклятые англичане! Нам нужны люди, государь, мы им покажем! Осталась решающая битва! Перебьем всех! Никого не оставим!» А потом – поражение. И все сначала. Война и осада. Осада и война.

И вот наконец-то появился единомышленник! Мудрый, опытный, проницательный, а главное – преданный.

Одним словом, они нашли друг друга. Ногти Карла Валуа ломались, хотя он очень заботился о маникюре. Ногти же Ла Тремуя сверкали, как у дорогой куртизанки. Но при этом герцог искусно владел мечом, метко стрелял из лука, великолепно играл в серсо, но еще лучше вел увлекательную беседу.

Двор даже не успел оглянуться, как герцог Жорж Ла Тремуй стал первым министром Буржского королевства. Иоланда Арагонская попыталась помешать этому, но первый раз в жизни натолкнулась на такую непробиваемую стену, что насторожилась: она просто не узнавала в человеке, сидевшем на троне, своего пугливого зятя.

– Я – король, матушка, – ледяным голосом сказал Карл Валуа на ее замечание, – и мне решать, кто будет в моем ближайшем окружении, а кто нет. – Последние слова прозвучали как угроза. Впервые тогда она увидела в глазах молодого человека этот недобрый огонек. – Не вам решать, а мне!

Королева четырех королевств, в чьем списке Франция не значилась, отступила.

С некоторых пор стоило коннетаблю увидать короля в обществе своего протеже, как рыцарь начинал нервничать. Он привлек этого щеголя не для того, чтобы тот потакал юнцу в его слабостях! Ла Тремуй должен был поучать Карла Валуа, как ему отомстить англичанам за оскорбительный договор в Труа, а заодно и за нанесенное сыну Бретонского герцога оскорбление!

Но у герцога Ла Тремуя, как показало время, оказались другие планы – и они были прямо противоположны планам рыцаря Артюра де Ришмона.

При буржском дворе у Ла Тремуя неожиданно оказался страстный единомышленник. Им был архиепископ Реймсский Реньо де Шартр.

– Если мы будем союзниками, ваше преосвященство, нашей силе не будет равных. – Ла Тремуй умел откровенничать с теми, с кем это было позволительно и не опасно. – Согласны ли вы со мной?

Реньо де Шартр, не обладавший такой магией речи, умением завладевать душами людей, как первый министр, раздумывал недолго. Ему тоже не хотелось затяжной войны. Он был первосвященником Буржского королевства, разве этого мало? И разве он, священнослужитель, не должен был заботиться о мире в своей огромной епархии? Конечно, должен! А о такой серьезной поддержке, как Жорж Ла Тремуй, он даже не мог и мечтать.

– Почему англичане так ненасытны? – говорил своему новому союзнику первый министр. – Точно голодные львы! – Жорж Ла Тремуй недоумевал совершенно искренне, без тени лукавства. – Неужели нельзя разумно поделить Францию? Англичанам – Гиень и Нормандию; Пикардию и часть Шампани – бургундцам, нам – все остальное. Луара и Сена, чем не граница для трех государств? Но нет, англичане вбили себе в голову, что они должны заполучить всю Францию. Вот оно – духовное наследие Генриха Пятого! Подавай им весь пирог без остатка. Где справедливость, ваше преосвященство? Это противоречит здравому смыслу. Даже Господь велел делиться!

Если бы они оба были светскими людьми или, напротив, – духовными, Реньо де Шартр еще бы призадумался: все равно кто-нибудь из них, поставив другому подножку, да рванул бы на финишной прямой и стал первым в глазах Карла Валуа! Но тут – другое дело. Они с Ла Тремуем были как две стороны одной монеты. Одна сторона – светская, другая – церковная. Обратится Карл Валуа к одной стороне и спросит: «Не стоит ли мне поделить Францию между моей персоной, англичанами и бургундцами?» Открытая сторона ему ответит: «Разумеется!» Подбросит юнец монетку, обратится к другой стороне с тем же вопросом – и та ответит точно так же. Вот она – священная гармония светской и церковной власти!