Женщина считает себя не настолько хорошей, чтобы рядом с ней мужчина был просто так, поэтому прилагает недюжинные усилия, приносит себя в жертву. Вокруг существует много примеров того, как мужчины не оценивают подобные жертвы. Но предателями их называть нельзя. Если женщина добровольно отказалась от чего-то (пожертвовала), то рано или поздно она услышит вопрос, зачем она это сделала, кто ее просил.
Парадоксально, но женщина, которая жертвует напропалую, – эгоистична. Она ведет себя так, как считает верным, не учитывая мнение других людей. Кроме того, что она не интересуется, нужна ли ее жертва мужчине, она потом еще и требует благодарности за свои действия. Не получая этого, она чувствует дикую обиду. В итоге возникает ненависть к тому, ради которого совершалась жертва, кому она оказалась ненужной.
– Я ради тебя поехала сюда к твоим родителям на выходные в эту деревню, а ты даже спасибо мне не сказал, – обиженно зашипела я на своего мужа. Мне было до жути обидно, что мой мужчина не ценит этой жертвы.
Мой муж пожал плечами и сказал:
– Не надо было ехать.
– В смысле? Я ради тебя тут! Чтобы подружиться с твоими родителями и укрепить наши отношения, тупой ты, что ли? – не унималась я.
– Укрепила? – саркастично бросил мне муж, надел наушники и продолжил смотреть сериал в интернете и улыбаться. А я продолжила смотреть жизнь. И плакать.
Хотите принести себя в жертву – ваше право, это ваша жизнь. Но не ждите рукоплесканий и признаний за свои действия. Потому что, если вы ждете благодарности за свою жертву, – это не жертва вовсе. Это просто торгашество: ты – мне, я – тебе. Только вы очень плохой торгаш, который даже не интересуется у «покупателя», нужен ли тому этот ваш товар под названием «жертва».
Женственность не имеет ничего общего с жертвенностью, с ломкой себя, с переступанием через свои желания, свои эмоции и чувства. Женственность – это свобода быть собой. Такой, какой тебя создала природа. А природа нас создала разными. И вот сейчас мы переходим к дисморфофобии, которую формирует общество с его пресловутыми стандартами красоты.
Я была рождена в 1980 году, поэтому за свою жизнь я повидала несколько стандартов красоты: от челки с начесом и коричневых губ до натурэль во всем, от тощих параметров 90–60–90 до пышнозадых Кардашьян. Это все было модно. На моей памяти Памела Андерсон вшивала и вышивала себе силикон из груди несколько раз. Было бы проще вставить замок-молнию под грудь, чтобы варьировать пышность размеров.
Стандарты были разными, и всем им я пыталась соответствовать. Я старалась скрыть свою маленькую грудь. Неудачное выражение. Потому что скрывать-то ее и не надо было: ее и так никто не видел. Перефразирую. Я старалась скрыть ее отсутствие. Столько способов увеличить грудь, сколько знала я, не знал никто и никогда: контуринг; воланы и оборки в верхней части лифа; светлый верх, темный низ; свернутые рулоном носки, запиханные в пуш-ап; собственно, пуш-ап и многие другие приблуды.
В одежде моя фигура была приближена к совершенству: тонкая талия, объемная попа и грудь второго размера (по факту – нулевого). Я ходила по жизни, как Русалочка по суше: все вроде красиво, но по факту так неудобно, лямки китайского бюстгальтера впиваются в кожу, носки норовят выползти и испортить мне весь образ фем фаталь.
Я выглядела прекрасно, но чувствовала себя ужасно. Ужаса добавлял тот факт, что когда-нибудь (и я это понимала) у меня появится парень. И когда-нибудь (я это тоже понимала) дело дойдет до секса. И когда-нибудь (не на первом, а на пятом или сорок восьмом свидании) мой парень скажет мне: «Наташ, а почему мы занимаемся сексом в одежде? Снимай лифчик!» И тогда нам с ним придется расстаться. Потому что такого позора я не перенесу.
А потом у меня появился Миша. Все шло прекрасно, пока я вдруг не осознала, что дело идет к сексу. Он стягивал с меня джинсовку, а я ее обратно натягивала, потому что после джинсовки шла футболка, а под ней лифчик с носками, а под носками – ничего. И это «ничего» я показывать первому парню ой как не хотела, поэтому отдаляла этот момент оголения как могла.
– Мне нужно в ванную, – томно произнесла я, натягивая футболку чуть ли не до колен.
– Ок, – поспешно согласился Мишка. – Я пока шампанское в спальную перенесу и свечи зажгу.
«Зажги, конечно, при свечах все предметы меняют очертания. Возможно, при свечах мой нулевой размер будет выглядеть, как пятый», – с отчаянием подумала я и прошлепала босыми пятками по направлению к ванной комнате.
Там я включила душ, как будто струя воды могла скрыть мой вздох отчаяния, стянула с себя футболку, вытащила носки и сняла лифчик. Какое-то время я просто смотрела на свое отражение в зеркале. На меня оттуда глядела 17-летняя девочка с глазами олененка Бемби и сиськами того же самого олененка. Только их было не шесть, как у олененка, а всего две.
В дверь ванной постучали:
– Наташ, все в порядке? – Миша, видимо, уже начал нервничать. – Я свечи зажег!
Я еще раз критично посмотрела на свои сиськи. А точнее, на их отсутствие: