Принцесса Намонаки

Что ж, в их сказках нежить ест людей, конечно, они боятся, но я-то как Иван-царевич, и мне очень нужна помощь. Ха, и не таких уламывала, подумала я, глядя на этот великий плач. Впрочем, каких уламывала – я не помнила, но в себе не сомневалась.

Я наклонилась и как могла ободряюще сказала:

– Я заплачу вам за день простоя, госпожа. Простите меня.

Всхлипывая, женщина упала ниц, а Рен простонала:

– Господин! Господин, молю, не надо!..

Я сделала вид, что не слышу.

За моей спиной воцарилась абсолютная тишина, стоило толкнуть створку ворот. Я перешагнула порог, а ворота тут же со скрипом закрылись. Впервые меня кольнуло беспокойство, и, не сдержавшись, я нервно оглянулась. За спиной никого не было.

Никто не появился и когда я шла по дорожке среди ирисов – всех оттенков сиреневого и розового. Обычно здесь пахло сладкими духами, а еще свежестью от искусственного пруда. Сейчас запах тоже был, но совсем не приятный, а удушливый, страшный. На самом деле так пахнет саван, но это я позже узнала.

Лишь когда я толкнула дверь Павильона Глициний, знаменитого на всю столицу своей узорчатой крышей, то впервые увидела юрэй.

Она не была похожа на привидение, о которых пишут в наших детских страшилках. Не была прозрачной, не висела в воздухе – наоборот, ее босые ноги крепко стояли на полу, и я видела, что кожа у нее серая и сморщенная, словно дешевая бумага.

На ней был саван – грязно-белый, наверное, тоже дешевый, но чистый, ни капли крови. Юрэй стояла ссутулившись, руки с нечеловечески длинными ногтями она держала впереди, и я хорошо могла их рассмотреть. А вот лицо сплошной завесой скрывали длинные черные и как будто влажные волосы. И хоть я этого лица не видела, понятно было и так: вряд ли из-за волос на меня смотрит писаная красавица.

Сердце принца немедленно пронзила боль. Я открыла рот и не смогла произнести ни слова, лишь невнятный хрип. На секунду меня накрыла паника.

Но юрэй стояла не шевелясь, а я заставила взять себя в руки и принялась мысленно считать до десяти, чтобы успокоиться. Призрак как будто ждал.

– Семь дней? – вырвалось у меня вместе с идиотским смешком. Это все нервы…

Тяжело ступая, словно не худенькая женщина, а борец сумо, юрэй подошла ко мне почти вплотную. Пахла она сырой землей, гнилью и травами, которые здесь жгут над покойником. Моментально засвербело в носу.

Потом – точно как в «Звонке» – призрак поднял голову и паучьими пальцами откинул волосы, открывая лицо.

Я отшатнулась.

На меня смотрели глаза, горящие такой ненавистью, что первым моим порывом было: «Да ну все к черту, отпустите меня в Гималаи!» Не знаю, какой предстала Баба-яга для Ивана-царевича, наверное, тоже не красавица, но юрэй смотрела так, словно еще секунда – и она порвет меня, как Тузик грелку. Я моментально поняла испуганную толпу за стенами борделя. Нет, правда, как-нибудь сама разберусь.

Юрэй, не опуская взгляда, сделала последний разделяющий нас шаг…

И я на нее чихнула.

Возможно, у принца аллергия на те травы, я не знаю, но нос чесался адски!

– Извините. – Голос меня не слушался, получился хрип. – Я не нарочно. Наверное, простудился вчера. Вы… э… юрэй?

Нежить молчала. Я сжала руку в кулак, расцарапав кожу ногтями до крови, чтобы успокоиться. Ладно, это же привидение, а не пиранья. От запаха крови не взбесится… наверное. Хотя взгляд и так был бешеный, и я изо всех сил старалась не поддаться панике. Сейчас она ка-а-ак кинется!

Думаю, таких сложных переговоров у меня еще не было.

– Вы можете говорить, госпожа? – кое-как справившись с голосом, уточнила я. Нужно же было с чего-то начинать.

Юрэй молчала, но хотя бы не делала попытки меня порвать. Наверное, это хороший знак.

– Что ж… Если вы не возражаете, я предлагаю пройти на Солнечную веранду, там беседовать удобнее, чем… эм, здесь. Там стол и угощения… – Я смешалась, понимая, что эта мадам вряд ли кушает шарики из рисового теста, политые рыбным соусом.

Юрэй протянула ко мне серую руку – с огромным трудом я устояла на месте и не бросилась бежать. Меня колотила дрожь. Сердце надрывалось, грудь казалась такой раздутой, словно вот-вот лопнет, будто я пробежала без остановки километров десять.

Но юрэй уронила руку, не коснувшись меня. И голосом, в котором слышался шелест сухих листьев на кладбищенском дереве, прошипела:

– Ты тош-ш-ше мер-ш-ш-тва…

Меня словно ледяной водой облили.

– Возможно, госпожа. – Слова дались с большим трудом. – Меня выслушают? Мы будем говорить?

Не закрывая своих жутких глаз, юрэй посторонилась.

«Иди, – думала я. – Иди же, ну. Ты должна. Даже если она решит тебя растерзать, что с того? Разве это не быстрее пыточных императора, куда ты рано или поздно попадешь, если продолжишь бездействовать?»

Мои шаги тоже были тяжелыми, усилием воли я заставляла себя держать спину прямо и дышать ровно. Было очень холодно и до ужаса неуютно оставлять за спиной… это. Но я шла и даже ни разу не наткнулась на мебель или перила. Пожалуй, один-ноль в мою пользу.