Кто-то возник в дверях – вошел Иньиго. При виде крови Лютик вскрикнула. Не обращая на нее внимания, Иньиго огляделся:
– А где Феззик?
– Я думал, он с тобой, – сказал Уэстли.
Иньиго на секундочку привалился к стене, собираясь с силами. Затем сказал Лютику:
– Помоги ему встать.
– Уэстли? – переспросила она. – Это еще зачем?
– Потому что у него нет сил – делай, что говорят, – сказал Иньиго, и вдруг на полу яростно завозился принц; он был связан, и связан крепко, но полон энергии и гнева.
– Так я не ошибся – ты блефовал, – сказал Хампердинк, а Иньиго сказал:
– Зря я проболтался; это я по дурости, прости, – а Уэстли спросил:
– Ты хоть в своем-то бою победил? – а Иньиго сказал:
– Победил, – а Уэстли сказал:
– Поищем, где держать оборону; может, хоть умрем вместе, – а Лютик сказала:
– Бедненький мой милый, я помогу тебе встать, – а Феззик сказал:
– Ой, Иньиго, ты мне нужен, ну пожалуйста, Иньиго, я заблудился, и мне грустно, и страшно, и хоть бы друга увидать.
Они медленно приблизились к окну.
По принцеву саду потерянно блуждал Феззик, за собой в поводу таская четырех огромных белорожденных.
– Эй, мы здесь, – шепнул Иньиго.
–
Иньиго от возбуждения затрясло.
– Феззик, ты сам думал головой, – сказал он.
Феззик поразмыслил еще.
– И ты не сердишься, что я заблудился?
– Будь у нас лестница… – начала Лютик.
– Ой, не надо лестницы, – сказал Феззик. – Всего двадцать футов, я поймаю, только прыгайте, пожалуйста, по одному; тут темновато, я могу промахнуться, если все разом.
И пока Хампердинк извивался в своих путах, все попрыгали в окно, один за другим, а Феззик их ловил и сажал на белорожденных, и у него же был ключ, можно выбраться через главные ворота, и, если бы Еллин не перегруппировал Погромную дружину, все прошло бы как по маслу. Но едва Феззик отпер ворота, наша четверка увидела сплошной строй вооруженных громил с Еллином во главе. В строю никто не улыбался.
Уэстли покачал головой:
– Я без идей.
– Детские игрушки, – сказала, представьте себе, Лютик и впереди всех поскакала к Еллину. – Граф погиб, принцу угрожает смертельная опасность. Если поторопитесь, успеете его спасти. Все до единого – вперед. Живо.
Ни один громила не двинулся с места.
– Они слушаются меня, – сказал Еллин. – Я отвечаю за охрану правопорядка и…
– А
КОРОЛЕ-Е-Е-Е-Е-ЕВА.
В ее серьезности не приходилось сомневаться. И в ее могуществе тоже. Не говоря о ее злопамятстве. Лютик величественно обвела взглядом Погромную дружину.
– Спасать Хампердинка, – сказал один громила, и все кинулись в замок.
– Спасать Хампердинка, – сказал Еллин, уходя последним, хотя душа у него явно к этому не лежала.
– Я немножко присочинила, – сказала Лютик, когда они поскакали навстречу свободе. – Лотарон ведь еще формально не отрекся. Но я подумала, что «Я ваша королева» звучит лучше, чем «Я ваша принцесса».
– У меня нет слов. Я потрясен, – сказал ей Уэстли.
Лютик пожала плечами:
– Я три года ходила в Королевскую школу;
– Я, видимо, опять умирал, но попросил Властелина Вечной Любви дать мне силы прожить день. Со всей очевидностью, он выразил согласие.
– Я даже и не знала, что есть Такой, – сказал Лютик.
– Честно говоря, я тоже, но не будь Его, я бы тоже существовать не хотел.
Четыре великолепные лошади как на крыльях летели к Флоринскому проливу.
– Что ж, похоже, мы обречены, – сказала Лютик.
Уэстли обернулся к ней:
– Обречены, мадам?
– Быть вместе. Пока один из нас не умрет.
– Я это уже проделывал и вовсе не желаю повторить.
Лютик посмотрела на него:
– Но рано или поздно мы же как бы обязаны?
– Нет, если обещали пережить друг друга, – и я даю тебе слово.
Лютик снова на него посмотрела:
– Ой, мой Уэстли, я тоже даю слово.